Проблема ресурсов жизнедеятельности личности на этапе поздней зрелости
В последние годы в русле новых подходов к развитию личности на этапе позднего онтогенеза всё чаще возникает необходимость изучения ресурсных возможностей стареющего человека. Следует отметить, что в психологической науке понятие ресурсов личности многообразно. Так, К. Обуховский (2003) рассматривает ресурс личности в качестве сложноорганизованного источника силы человека, поддерживающего обеспечение жизненной активности на определённом уровне, зависящем от его актуальных возможностей. Л.А. Александрова (2004) считает, что ресурсы человека образуют реальный потенциал для удовлетворения требованиям неблагоприятных жизненных событий, и их наличие поддерживает самоидентичность, подкрепляет самоуважение и обеспечивает уверенность личности. С.Л. Соловьёва (2010) обращает внимание на наличие многообразия ресурсов и потенциалов, которые существенно расширяют диапазон деятельности личности и, как следствие, увеличивают вероятность достижения жизненных целей. И.Б. Котова, И.В. Гроза (2012) анализируют жизненные ресурсы человека с позиции универсального капитала, приумножение которого связано с исходными количественными и качественными характеристиками, а также с целесообразностью и рациональностью его вложения. Отдельные исследователи установили, что при ощущении человеком недостатка ресурсов используются стратегии избегания и психологические защиты, ориентированные на смягчение психологического дискомфорта, а при закреплении они могут приобретать дезадаптивный характер (Р.М. Грановская, И.М. Никольская, 1998; Л.А. Александрова, 2004).
Интерес к проблеме ресурсов в период позднего онтогенеза обусловлен двумя группами причин. Во-первых, как отмечает Д.И. Фельдштейн (1999), существует резерв развития человека, который может и должен быть использован на протяжении всей жизненной дистанции. Это позволит актуализировать личностную субъектность и обеспечить конструктивные изменения жизнедеятельности у пожилых и старых людей. Вторая группа причин связана с потребностью развития толерантности социума к старению и формирования отношения к периоду поздней зрелости не как снисхождения, а как уважения и восхищения.
В настоящее время достаточно подробно изучены физиологические ресурсы, которые определяют физическую функциональность и ограничения стареющего человека: сенсорно-перцептивных функций и времени реакций (Б.Г. Ананьев, 1968; Е.Ф. Рыбалко, 2001; J.E. Birren, 1964) особенностей нервной системы пожилого возраста (А. Комфорт, 1967; В.В. Фролькис, 1970, 1988); психопатологии старения (С.Г. Жислин, 1956; И.В. Давыдовский, 1967; Е.С. Авербух, 1969; М.Д. Александрова, 1974; М.Ф. Шахматов, 1983; А.У. Тибилова, 1990; Н.К. Корсакова, В.Г. Постнов, 1999; и др.); психогенетических факторов (С.В. Мыльников, 1997; И.В. Равич-Щербо, О.Б. Обухова, 2005; С.Е. Finch, 1990; J.R. Harris, 2003; L.F Obukhova; O.B. Obukhova, 2013; и др.). Установлено, что на фоне снижения функциональных резервов организма отмечаются большие индивидуальные различия, обусловленные сочетанием генетических предпосылок и условиями индивидуальной среды жизнедеятельности на разных этапах развития личности.
Многие исследования свидетельствуют о резервных возможностях компенсаторных механизмов, накопленных на более ранних этапах онтогенеза и позволяющих пожилым людям не снижать уровень интеллектуальных и психических показателей (Б.Г. Ананьев, 1996; В.В. Фролькис, 1988; Корсакова Н.К., Балашова Е.Ю., 1995; К. Рощак, 2004; Шаповаленко И.В., Обухова О.Б., 2008; Кичеева А.О., 2012; Рощина И.Ф., Балашова Е.Ю., 2012; S.L. Willis, 1989; Р.В. Baltes, 1997; М. Synofzik et al., 2013; G. Windle, 2013; и др.). А.Б. Ананьев (1968) отметил, что интенсивность старения интеллектуальных функций зависит от двух факторов: внутренним фактором является одарённость человека, внешним - образование. Образование противостоит старению, затормаживает его процессы. Учёный подчеркивает важность активизации речемыслительных функций как эффективного противостояния процессу старения, отдавая предпочтение фактору учения как постоянной умственной работы, определяющей высокий тонус интеллектуальной личностной активности. В.В. Фролькис (1988) доказывает, что интеллект адаптируется к возрастному фактору, способствует формированию функциональных приспособительных систем, что позволяет компенсировать деструктивные явления когнитивного старения. S.L. Willis (1989) также исследовал эффективность тренировок пространственной ориентировки и способности к рассуждению у людей пожилого возраста. В исследованиях Н.К. Корсаковой, Е.Ю. Балашовой (1995) опосредствование рассматривается как «значимый способ регуляции активности в когнитивной сфере как при нормальном, так и при патологическом старении <...>, опосредующая деятельность на этом этапе жизни направляется на преодоление когнитивного дефицита и встраивается в общий контекст деятельности как компенсаторный механизм саморегуляции, при этом происходит переструктурирование отношений между различными психическими процессами, что свидетельствует об адекватности понимания старения как особой стадии онтогенеза, характеризующейся не только дефицитарностью отдельных составляющих психической деятельности, но и мобилизацией новых дополнительных средств ее оптимизации» (с. 453).
Р.В. Baltes (1997) разработал модель адаптационного механизма «селективной оптимизации с компенсацией», которая предполагает целенаправленное поддержание активности, уровня выполнения нагрузки увеличением объема практики и переструктуризацией деятельности сообразно актуальному потенциалу. Исследования учёного показали, что наличие определённого уровня образования, состояния здоровья, профессионального опыта и регулярных когнитивных тренировок - обязательное условие для сохранности познавательной функции в старости. Л.И. Анцыферова (2001) рассматривает использование очень трудных задач на грани адаптационных возможностей как «актуализацию прочно забытых пластов прошлого опыта и формирование новых структур психических умений» (с. 91), где решающими условиями выступают личностные установки, вера в себя и неутраченный высокий уровень притязаний. В исследовании И.В Шаповаленко, О.Б Обуховой (2008) был использован близнецовый метод, результаты которого позволяют сделать вывод о том, что наличие активных средовых факторов интеллектуальной деятельности в период позднего онтогенеза выступает как «приспособление к потере или как компенсация потерь» (с. 58). Ряд исследователей (Л.И. Анцыферова, 2001; О.В. Краснова, 2011; Delgado Garcia М & Garcia Aguilar G, 2012 и др.) обращает внимание на важную роль социально-когнитивных факторов как стагнирующих или стимулирующих убеждения стареющего человека в собственной уверенности, самоэффективности; отмечено, что данные факторы определяют успешность работы интеллекта в период поздней зрелости. Таким образом, в исследованиях ресурсов когнитивной и интеллектуальной активности отмечена важность сохранения для субъекта периода поздней зрелости стимулирующего и мотивирующего окружения как фактора адаптации и актуализации компенсаторных механизмов интеллектуальной деятельности, накопленных на более ранних этапах онтогенеза.
Социальные ресурсы рассматривались также с позиции социальной адаптации пожилого человека к современной социальной ситуации (М.Э. Елютина, 1999; О.В. Краснова, 1999, 2011; Н.В. Герасимова, 2001; М.М. Гладкова, 2006; О.В. Архипова, 2011), роли социального обслуживания (В.И. Явных, 2002; А.В. Рубцов, 2005), социокультурной и социально-политической адаптации (И.Н. Бондаренко, 2001; Е.С. Румянцева, 2006), феномена одиночества пожилых людей (М.В. Прохорова, 2007; М.М. Плотникова, Н.С. Сажина, 2010), преодоления социальной эксклюзии (Д.Б. Мохов, 2006; Л.В. Прохорова, 2010), социального конструирования старости (Э.Е. Чеканова, 2004) и др.
Исследования Б.Г. Ананьева (1996) показывают, что сохранность личности в старости связана с сопротивлением условиям, благоприятствующим социальной изоляции, а путь преодоления жизненных трудностей определяется, в частности, ее резервами и ресурсами, которые помогают эффективно определять, насколько личность в период поздней зрелости способна совладать с трудностями и каждодневными изменениями. Ряд исследований (A.F. Gross et al., 1983; A. Nadler, 1991) свидетельствует о наличии сдерживающих причин использования социального ресурса как внешней поддержки. Так, боязнь потери независимости, проявления слабости, иллюзии собственной неуязвимости, нереалистичность оптимизма по поводу позитивного финала событий рассматриваются как наиболее часто предпочитаемые (цит по К. Муздыбаев, 1998). М.В. Ермолаева (2007) отмечает важность сохранения и обеспечения пространства для самопроявления и самореализации в старости как развивающейся личности, где активность может быть направлена как на внешние обстоятельства, подлежащие изменению, так и на самого себя. О.В. Краснова (2011) выделяет негативные внешние ресурсы для пожилого человека, к которым относит скудное социально-экономическое обеспечение, множественные утраты и тяжелые потери, одиночество, ухудшение здоровья, изменение характера среды проживания, невостребованность и игнорирование социумом. Эти факторы часто детерминируют искусственное прерывание личностной активности стареющего человека. Вынужденная личностная пассивность со временем нивелирует потенции и блокирует востребованность внутренних личностных ресурсов, пролонгируя их прогредиентное состояние, делающее процесс старения личности дезадаптивным, что не обеспечивает дальнейшего развития. Таким образом, можно говорить об огромной значимости, своевременности и адекватности социальных ресурсов (внешних условий) для пожилого человека как о медиаторах, стимулирующих, компенсирующих и мотивирующих возможности адаптивной и прогрессивной жизнедеятельности в период поздней взрослости (и старости).
Проблема психологических ресурсов в отечественной и зарубежной психологии многими авторами описывается также в русле проблематики совладающего поведения как индивидуально-психологических копинг-ресурсов (В.А. Бодров, 2006; В.М. Ялтонский, Н.А. Сирота, 2008; R.S. Lazarus, 1991; и др.). Совпадающее поведение - это поведение, отражающее направленность на приспособление к трудным жизненным ситуациям и постоянно меняющимся условиям среды. Функционирование копинг-ресурсов предполагает включение когнитивных, моральных, социальных и мотивационных структур личности для совладания с проблемой. В ряде исследований (Л.И. Анцыферова, 2001; В.А. Бодров, 2006; М.В. Ермолаева, С.Б. Пряхина, 2008; М.В. Пряхина, И.Ю. Кобозев, 2011; и др.) отмечается высокая значимость ресурсов для процесса формирования и использования механизмов совладания. Л.И. Анцыферова (2001) рассматривает конкретные практические способы совладания с жизненными препятствиями стареющего человека: мысленное оперирование разными временными периодами своей жизни и способность мысленного перемещения себя в благополучное прошлое и будущее насыщенные личностной значимостью; способность дистанцироваться «от смыслового и энергетического поля тяжелых проблем» (с. 98), стимулирование собственных успехов, способность адекватно оценивать свое прошлое «в свете трудностей настоящих проблем» (там же). Учёный отмечает, что данные способы являются необходимыми условиями сохранения личностью своей позитивной идентичности в самые поздние годы при неблагоприятных обстоятельствах жизни (там же, с. 93).
Другая точка зрения, которую развивают К. Обуховский (1981), В.И. Слободчиков, Е.И. Исаев (1995), Л.И. Анцыферова (1996, 2001), В.Э. Чудновский, (1997), Н.Х. Александрова (2000); М.В. Ермолаева (2002, 2007), Е.Н. Erikson (1968, 1982), D.J. Levinson (1979), определяет личностные ресурсы этапа поздней зрелости как индивидуальный опыт «самопознания и самосоздания» в результате прохождения личностью определённых ступеней развития. Жизненный опыт при этом является смыслообразующей структурой личности, результатом переосмысления и иерархизации смыслов. Интеграция жизненного опыта сопряжена с интенцией к расширению границ личности в мире и с освоением новых форм самоосуществления, то есть субъектной позицией личности на этапе поздней зрелости. Л.И. Анцыферова (1996) утверждает, что фактором продолжения поступательного развития личности в поздние годы «выступает содержательность, творческий характер способа ее жизни <...>, способность рассматривать жизнь и ее события в разных системах координат (т.е. использовать как ресурс); выявлять латентные возможности жизненных ситуаций; воспринимать неожиданность, неопределённость, многозначность обстоятельств жизни как стимул для своего развития и т.п.» (с. 63). Безусловно, это состояние «построения нового образа жизни» требует от личности значительного напряжения адаптационных возможностей, интеллектуальных усилий, мотивации достижения, поиска новых смысловых опор в своем жизненном мире (там же). Автор подчёркивает важность реализации личностного ресурса как фактора открывающихся перспектив личностного роста и новых возможностей. С включением в новые виды деятельности актуализируется потенциал субъекта с последующим расширением границ личностного опыта и новым обогащением жизненного ресурса. Характер и степень наличных и доступных ресурсов определяют успешность реализации трудных жизненных проблем.
Одновременно многие учёные (Л.И. Анцыферова, 2001; Д.А. Леонтьев, 2001, 201 la’ °; X. Хекхаузен, 2003; Д.А. Леонтьев, Е.Ю. Мандрикова, 2005; И.Б. Котова, И.В. Гроза, 2012) отмечают, что на протяжении всей жизни человек даже при достаточном или избыточном наличии внешних ресурсов в силу различных условий не исчерпывает всех своих резервных возможностей, потенциала развития, они могут остаться невостребованными и неиспользованными. В.Н. Дружинин (2005) пишет о том, что «по сути, внешние условия выступают ограничителями возможностей человека для реализации, где благоприятные условия лишь представляют поле выбора, а какая игра развернётся на этом поле - дело случая» (с. 5). X. Хекхаузен (2003) упоминает
«внешнюю ситуацию как пространство не стимулов, а возможностей» (с. 32). Д.А. Леонтьев (2011а) предлагает рассматривать реализацию человеческого потенциала через образ «пунктирного человека», под которым подразумевается прерывистость всей жизненной траектории, так как «отрезки функционирования на человеческом уровне перемежаются отрезками субчеловеческого функционирования» (с. 22). Под субчеловеческим уровнем автор понимает энергосберегающий вариант функционирования, основанного на общебиологическом механизме, подчиняемом закону причинности, и выполнение его в режиме «автопилота». Таким образом, субчеловеческий уровень можно обозначить как путь наименьшего сопротивления и реализации человеческих возможностей. Исследователь отмечает, что подлинно «человеческое» крайне энергозатратно, «не протекает автоматически, не зависит от причинно-следственных связей, требует усилий, необходимость которых отвращает многих от человеческого пути» (там же). Следуя логике идеи Д.А. Леонтьева, можно рассматривать невостребованный ресурс как латентный ресурс личности, реализация которого, превращение в действительность происходит только через самодетерминированный выбор и решение субъекта.
Многие исследования по проблеме развития личности на этапе позднего онтогенеза (В. Франки, 1990; К.А. Альбуханова-Славская, 1991; Е.П. Варламова, Ю.М. Михайлова 1999; Е.Е. Сапогова, 2001; 2011; О.В. Краснова, А.Г. Лидере, 2002; А.Г. Лидере, 2003; О.А. Карабанова, 2005; Е.Н. Чуева, 2005; А.А. Филозоп, 2005; Е. Erikson, 1963, 1982; K.W.Schaie, 1983; Р.В. Baltes, 1987, 1993) обращают внимание на важность психологических условий, выступающих в качестве личностного ресурса и обеспечивающих её саморазвитие, самореализацию и самоосуществление.
Мы разделяем точку зрения концепции Д.А. Леонтьева (2010), согласно которой психологические ресурсы включают в себя: ресурсы устойчивости, операциональные, мотивационные и ресурсы саморегуляции. К числу психологических ресурсов устойчивости учёный относит ценностносмысловые ресурсы, наличие которых обусловливает субъекту устойчивую самооценку, чувство уверенности, внутреннее право активности и принятия решения. Ценности представляют собой структуры, в которых кристаллизируется обобщенный смысловой опыт социальных групп (Д.А. Леонтьев, 2003). Результат обзора исследований по проблеме формирования ценностно-смысловых аспектов личности в период позднего онтогенеза позволяет утверждать, что к моменту наступления пожилого возраста у человека система ценностей представляется уже сформированной, достаточно устойчивой и актуализированной (Ф.Е. Василюк, 1984; К. С. Абульханова-Славская, 1991; Г.М. Меркина, Е.Н. Резникова, 1994; В.Э. Чудновский, 1997; М.В. Ермолаева, 2007; и др.). С.Л. Соловьева (2010) отмечает, что каждая личность к заключительному этапу своей жизни приобретает уникальный жизненный ресурс - жизненный опыт, где стержневым компонентом является ценностный опыт, приобретенный путем формирования идеалов, нравственных норм, убеждений, мотивов, смыслов, целей, интересов. По мнению В.Э. Чудновского (1997), самым главным ценностным «резервом пожилого человека является сформированная в процессе жизни личность, ее направленность, её принципы и установки, способность к преобразованию обстоятельств и себя» (с. 200). Анализируя жизнь человека в поздние годы, Л.И. Аицыферова (1996) также приходит к выводу, что пережитые разные формы личностного существования не исчезают, а резервируются в его внутреннем мире в виде «эскизов» виртуальных личностей. Автор выдвигает предположение, что в поздние годы этот ресурсный багаж позволяет субъекту обрести себя в новом качестве и продуктивно изменять свою жизнь, реализовывать новую деятельную жизнь. Стареющий человек, интегрируя жизненные этапы, стремится к открытию смыслов жизни в целом и смысла смерти. Опыт прожитой жизни инициирует обретение экзистенциальных смыслов. В. Франкл (1990) утверждал, что открытие экзистенциального смысла помогает человеку понять ответственность перед жизнью, её неповторимость и ценность. Потребность постижения этого смысл составляет суть духовных исканий человека. С. Jung (1970) отмечает, что в пожилом возрасте внутренняя шкала духовных ценностей усиливает осознание целостности своего личностного бытия и его связи с окружающим миром, преобразовывает процесс самодетерминации личности из стихийного в организованный. Опыт кристаллизации событий жизненного пути К. Noble (2000) связывает с духовным опытом, который ведет к долгосрочным позитивным изменениям в самоощущении и самовосприятии, порождает установление продуктивных отношений, как с собой, так и с другими людьми. Автор отмечает, что духовный опыт может способствовать раскрытию творческих способностей и психологическому росту, активизировать психологический потенциал. Основу данного потенциала составляет понимание необходимости противостоять неблагоприятной обстановке, неприятностям, несчастьям (болезни, разочарования, травмы, потери); сознательный отказ от саморазрушительных установок и поведения; способность осознать наличие внутренних ресурсов и использовать их; развитие сострадания, эмпатии и в целом возможность более полно участвовать в жизни.
В концепции Р. Эммонса (2004) «духовность постулируется как аспект адаптивного личностного функционирования, повышающий вероятность достижения целей. Духовные устремления влияют на способы «создания своего мира, преследуя цели и регулируя свое поведение изо дня в день» (с. 311). По мнению Е.Б. Весна (1998), «путем одухотворения жизнь приобретает не только рациональный, но и чувственный смысл. Человек превращается в творца собственной жизни, осознающего не только субъективную, но и объективную её ценность в рамках общего человеческого пространства и времени. Жизненные ценности осмысляются, обобщаются, проверяются практикой собственной жизни и тем самым приобретают экзистенциальный характер» (с. 253). Б.С. Братусь (1994) отмечает, что ценности всегда имеют смысловую природу. К.А. Абульханова-Славская (1991) утверждает, что способность субъекта переживать ценность жизни, удовлетворяться ею и составляет её смысл. По мнению В.Э. Чудновского (1997), убывающие силы стареющий человек направляет его на поиск смысла жизни. Учёный смысл жизни в геронтогенезе рассматривает как идею, содержащую в себе цель жизни, как обобщенное итоговое отношение к жизни, в котором отражена взаимосвязь настоящего, прошлого и будущего.
Таким образом, наличие целей и смысла жизни, осознание своего предназначения является мощным фактором, который повышает устойчивость личности к трудным жизненным событиям, а ресурсы устойчивости образуют надежную защиту от неблагоприятных условий жизни и позволяют субъекту проходить без личностных изменений через ситуации неопределённости и ситуации социального давления.
Операциональные ресурсы позволяют реагировать на жизненные ситуации, используя инструментальные навыки и стереотипные тактики реагирования (Д.А. Леонтьев, 2010). Для благополучного принятия и преодоления кризиса старения, в процессе переживания которого неизбежны инволюционные изменения, пожилым людям необходимо обладать достаточным набором поведенческих стратегий, определяющих континуум личностной активности и удовлетворяющих индивидуальную специфику структуры социально-психологической адаптации (Е.В. Соколинская, 2010). Пожилой человек должен быть автономным источником собственного поведения, использовать прижизненно сформированные навыки самопознания и саморегуляции для выработки адекватных требований и критерий контроля к своему поведению, а также взаимоотношению с окружающим миром. Данную позицию необходимо укреплять стимулированием собственной самооценки, которая позволит противостоять негативным стереотипам восприятия старости, и одновременно будет способствовать формированию позитивных. По мнению Л.И. Анцыферовой (2001), для благополучного старения пожилой человек должен из содержательного многообразия окружающего мира создать оптимальные условия своей жизнедеятельности и развития. Э. Чудновский (1997) отмечает, что в пожилом возрасте наличие громадного жизненного опыта отношения с миром и умение «прочитать» на этой основе будущие события, наличие опыта проживания ошибок и достижений, опыта самопознания и саморегуляции могут создать основу личностного ресурса для наполнения новыми смыслами собственной жизни. К. Обуховским (1981) также показано, что развитые и приобретённые за годы жизни способности творческого преодоления жизненных затруднений являются обязательным условием и механизмом прогрессивного развития личности в период позднего онтогенеза. Д.А. Леонтьев (2010) в числе прочих инструментальных ресурсов рассматривает в качестве важного ресурса социальную поддержку.
Мотивационные ресурсы отражают энергетическое обеспечение действия индивида. В.Н. Дружинин (2005) отмечает, что пожилой человек, не включённый в социальную жизнь, свободный от влияния социальной среды, освобождённый от процесса жизни, может наконец-то заняться «подлинной» жизнью, где важно осознание времени как невосполнимого и ограниченного ресурса, осознание необратимости, ценности жизни. Временная перспектива является важной составляющей для психологической адаптации пожилых людей. В социуме бытует традиционное мнение, что для стареющего человека более свойственна ориентация на прошлое, и только при планировании конкретной деятельности возможна ориентация на будущее. Е.И. Головаха и А.А. Кроник (2008) также отмечают неэффективность в период поздней зрелости длительной перспективы (более полутора лет), а краткосрочную рассматривают как гарантию пожилому человеку возможности реализации определенных планов и уверенности в завтрашнем дне. Вместе с тем, Л.И. Анцыферова (2001) одним из ресурсов благополучного старения считает способность личности ставить долговременные цели и не избегать сложных жизненных проблем, а всячески прилагать усилия по их устранению. Также исследователь отмечает важность расширения границ настоящего за счет прогнозирования будущего, что, по мнению учёного, стимулирует структурирование нового образа жизни личности в период поздней зрелости. В виртуальном будущем субъект располагает свои замыслы, намерения, цели, планы, предполагаемые события. Они являются источником поисково исследовательской активности личности для установления значения и реализации целей, различных объектов жизненного мира человека. Таким образом, представленные аспекты обладают сильным мотивационным потенциалом, который способен обогащать активность личности в настоящем.
Ресурсы саморегуляции Д.А. Леонтьев (2011а) рассматривает в контексте личностного потенциала как «способность проявлять себя в качестве личности, выступать автономным саморегулируемым субъектом активности, оказывающим целенаправленные изменения во внешнем мире и сочетающим устойчивость к воздействию внешних обстоятельств и гибкое реагирование на изменение внешней и внутренней ситуации» (с. 8). Близкую по смыслу идею высказывает В.В. Селиванов (2003), отмечая, что на стадии «угасающей субъектности», на фоне снижения субъектных проявлений в самых различных сферах, а особенно в осуществлении физиологических функций, остается высокая способность к саморегуляции психических функций, позволяющая личности на этапе позднего онтогенеза адаптироваться к возрастным изменениям.
Многие исследователи (В.И. Слободчиков, Е.И. Исаев, 1995; А.В. Карпов, 2004; В.Г. Аникина, 2010; А.В. Россохин, 2010; Д.А. Леонтьев, А.Ж. Аверина, 2011; и др.) важным и необходимым регулятивным составляющим личности считают рефлексию. В.И. Слободчиков, Е.И. Исаев (1995) способность к рефлексии рассматривают как основополагающий механизм конструирования и развития субъектности, где активная рефлексивная позиция выводит человека на ступень индивидуальности. В процессе индивидуализации личность формируется как субъект, способный преобразовывать обстоятельства собственной жизни и социальной среды. Учёные выделяют высший, трансцедирующий уровень рефлексии, связанный с ценностно-смысловым пониманием жизни и позволяющий выводить человека за пределы его бытия. В подходе А.В. Карпова (2004) рефлексия, обладая регулятивно-адаптивной функцией, описывается с позиции синтетической психической реальности, выступающей одновременно как психический процесс, свойство и состояние.
А.В. Россохин (2010) указывает на рефлексию как внутреннюю работу, активный процесс порождения смыслов, развития субъектности и личности в целом.
Отдельные исследователи высший уровень рефлексии, способность осмысливать жизнь в целом определяют в понятиях мудрость (Н.Х. Александрова, 2000; Г. Крайг, 2000; Л.И. Анцыферова, 2004). Н.Х. Александрова (2000) пишет о том, что в период поздней зрелости рефлексия опыта, знаний, силы «Я» и своего духа сохраняют личность и разум, и «порождает мудрость пожилых и стариков» (с. 57). М.В. Ермолаева (2006а) отмечает, что на этапе позднего онтогенеза в процессе рефлексии жизненных ценностей смысл жизни становится более глубоким и дифференцированным, что способствует обретению внутренней свободы. Автор отмечает, что феномен рефлексии смысла жизни на этапе геронтогенеза выступает как регулирующий механизм формирования мотивационной включённости и генератора активности жизнедеятельности пожилого человека. Таким образом, рефлексия, с одной стороны рассматривается как условие осмысления своей жизни, с другой - как механизм продолжающегося развития личности и раскрытия своей индивидуальности. Д.А. Леонтьев, А.Ж. Аверина (2011) рефлексию исследуют как индивидуальную характеристику личности, глубоко связанную с ресурсом саморегуляции и потенциалом самоопределения. Исследователи отмечают, что ресурсы саморегуляции позволяют модифицировать и оптимизировать деятельность путем переструктурирования системных связей во взаимодействии с миром, а также выполняют компенсаторную функцию при дефиците ресурсов устойчивости, детерминируя новую регуляцию жизнедеятельности, переводя ее в режим самодетерминации.
Таким образом, объединяя точки зрения на роль личностных ресурсов в период позднего онтогенеза можно свести их к двум полюсам. Первый полюс связан с психобиологическими закономерностями и особенностями этапа поздней зрелости, которые в большей степени определяют состояние соматического здоровья пожилого человека и континуум его физиологической обусловленности. Особенности личности, навыки и способности противостояния негативным жизненным тенденциям, способы сохранения и развития вовлеченности в жизненную активность определяют другой полюс. Наличие личностных ресурсов на этапе поздней зрелости и высокой способности саморегуляции психических функций позволяют нам выдвигать предположение о том, что латентный личностный ресурс выступает как необходимое условие трансформации и оптимизации жизнедеятельности «существующей не как данность и необходимость, а как возможность» (М.В. Ермолаева, 2006а, с. 14). Осознание пожилым человеком важности и возможности актуализации, реализации жизненного уникального опыта как накопленного в течение жизни личностного ресурса открывает потребность в самореализации, в направленном взаимодействии, в трансляции собственного жизненного опыта, потребность в востребованности как состоявшейся личности.
