Визит А. Идена в Москву
Вопрос о втором фронте был, несомненно, важным, но не единственным, волновавшим советское правительство. Не менее острым, хотя и несколько отодвинутым войной на второй план, оставался весь комплекс политических вопросов, прежде всего территориальных, обострившихся в связи с денонсацией советско-германского пакта о ненападении и секретных протоколов к нему. Даже в условиях германской оккупации большой части советской территории вопрос о международной легитимности довоенной западной границы СССР продолжал волновать советское правительство.
Как считали в Москве, после контрнаступления Красной армии созрел момент для осуществления дипломатического прорыва в отношениях с западными союзниками путем подписания с ними полноценных союзнических военно-политических договоров с целью определения целей войны и условий послевоенного мира. Определенный зондаж в этой связи был проведен во время визита А. Идена в Москву в середине декабря 1941 г., который выявил на тот момент нежелание Лондона и Вашингтона признать за Советским Союзом его границы по состоянию на 22 июня 1941 г. Причем особенно деструктивно в тот момент выступил Госдепартамент США и лично госсекретарь К. Хэлл, который призывал англичан «не идти на уступки русским» и предлагал сохранить этот «козырь» для оказания дипломатического давления на СССР в дальнейшем. Неудивительно, что Иден отказался подписать предложенный советской стороной протокол, предусматривавший признание Англией границ СССР 1941 г., прямо сославшись, как вспоминал И. М. Майский, на позицию Соединенных Штатов. Все попытки Сталина переубедить главу Форин офис закончились безрезультатно.
На самом деле это была, скорее всего, удобная отговорка, так как англичане, и прежде всего лично Черчилль, занимали в этом вопросе столь же недружественную позицию по отношению к СССР, как и американцы. Оценивая итоги визита Идена в Москву и двухдневные переговоры со Сталиным, Черчилль категорически заявлял, что «не может быть и речи об установлении границ до мирной конференции. Мне известно, что президент Рузвельт так же твердо придерживается этой точки зрения, как и я, и он несколько раз высказывал мне свое удовлетворение по поводу твердой позиции, которую мы заняли по отношению к Москве». Инерция довоенных настроений все еще давала о себе знать и мешала установлению новых доверительных отношений между союзниками.
А на практике получалось так, что, отказав Москве в открытии второго фронта, западные союзники отказывались пойти ей навстречу и в другом жизненно важном для нее вопросе. Возникла ситуация, по всем признакам близкая к дипломатическому тупику в тот ответственный момент, когда тесное взаимодействие всем участникам антигитлеровской коалиции было особенно необходимо. Американцы не теряли надежды, что они смогут убедить советское правительство объявить войну Японии, не понимая, что эта тема была табу в стратегическом планировании Кремля на том этапе войны, а советская дипломатия удваивала усилия, чтобы решить волновавшие ее непростые задачи по обеспечению своих интересов — как военные, так и политические. Развязать затянутые узлы можно было только с помощью взаимно приемлемых компромиссов.
