МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ УПРАВЛЕНИЯ СОЦИАЛЬНЫМИ КОНФЛИКТАМИ
Методологические подходы к исследованию и управлению социальными конфликтами
Большинство отечественных исследователей конфликтной проблематики, придерживаясь междисциплинарного подхода, разделяют позицию тесного взаимодействие разных наук в познании многообразия проявлений, источников, механизмов и закономерностей развития конфликтов. По их мнению, конфликтология - это «комплексная наука», предметом которой является «изучение природы, причин, механизмов конфликтов в человеческом обществе, а также разработка путей их предотвращения и разрешения»1. В действительности конфликтология в России предстает скорее как общая площадка для обмена мнениями, где разные точки зрения не всегда встречают взаимопонимание. Ситуацию в конфликтологии скорее можно охарактеризовать, по меткому выражению В.А. Авксентьева, как «методологический анархизм»[1] . Хотя, справедливости ради отметим, что такое положение дел сегодня не является исключительным лишь для молодых наук,
к каковым относится конфликтология; подобные оценки можно отнести и к «зрелым» социальным наукам. Грань различия между методологическим плюрализмом и методологическим анархизмом достаточна тонка. Отталкиваясь от указанной позиции, многие исследователи убеждены, что для успешного решения проблем управления реальными конфликтами необходимо формирование целостного представления об этом феномене, а не только сосредоточение на его отдельных аспектах1. Попытки реализовать данную идею предприняты в системной концепции конфликта[2] . Возможность создания целостной познавательной конструкции, связывающей в единую систему разнонаправленные исследования конфликта для приверженцев теории «социальной диалектики» определяется единством «генетической основы конфликтов любого вида и уровня», каковой, по их мнению, выступает противоречие
Вторая позиция в определении и формировании конфликтологии как целостной науки связана с идеей Дж. Бертона, сформулировавшего так называемый «адисциплинарный подход». Задача разрешения и предотвращения конфликтов, согласно Бертону, является адисциплинарной проблемой, которая может быть решена на основе синтеза отдельных отраслей знания. В отличие от междисциплинарного, адисциплинарный подход не признает границ знаний и ориентируется на целостное понимание феномена конфликта. Основываясь на синтетическом знании, исследователь получает возможность уже в каждом конкретном случае конфликта определить, какая область науки или какой уровень анализа более подходит для его экспертизы и разрешения.
В социальной науке на Западе первые попытки концептуального оформления подобного видения общей науки о конфликтах были инициированы еще первой волной научного движения по созданию «общей теории систем». На основе методологии системного анализа уже в 60 - 70-е гг. прошлого века в западных моделях конфликтной динамики мы находим
существенное продвижение в направлении соединения структурных и ии-теракционистких теорий социального конфликта. Но особенно значительное развитие получили специальные теории и прикладные направления. Возвращаясь к становлению конфликтологии в России приходится констатировать догоняющий характер развития этой науки в нашей стране на уровнях конкретно-научного и прикладного знания. Как верно указывают авторы глубокого исследования по проблемам становления конфликтологии в нашей стране, одной из основных слабостей теории социальной диалектики явилась неразработанность проблематики разрешения социальных противоречий1, т.е. той части теории, которая непосредственно должна выходить на практику социального управления. Верно схватывая источник и общую логику самодвижения и развития, диалектика, оторванная от специальных социальных теорий и прикладных технологий управления сама по себе ие в состоянии дать рекомендации по решению конкретных проблемных ситуаций и конфликтов, постоянно возникающих в практике управления социальными и экономическими процессами. Как справедливо замечено известными российскими методологами И.В. Блаубергом и Э.Г. Юдиным: «диалектика не выступает и не может выступать в роли конкретно-научной методологии, и пытаться трактовать ее таким образом -значит объективно принижать ее методологическое значение...»[3] . Диалектика призвана выполнять общеметодологическую функцию. Вопрос в действительности упирается в недостаточную разработанность методологии конкретно-научного исследования социальной динамики и конфликтов и слабую ее связанность с общеметодологическим и прикладным уровнями социального знания. Для преодоления отставания социальной теории от современных реалий меняющегося на глазах общества потребовался переход к конфликтологической парадигме социального познания, которая была призвана адекватно отразить динамику общественных процессов
Попытки преодолеть недостаточную разработанность методологической базы социального анализа и управления в последние десятилетия предпринимались в рамках нескольких сходящихся направлений - деятельностный подход, системный подход, синергетика и др. Конфликтология в данном процессе научного генезиса предстает как область исследований, форма организации и развития научного знания об особом объекте социальной реальности - конфликте, и одновременно как способ (метод) ее
специфического отражения, продолжающий и развивающий диалектический метод в конкретнонаучных областях знания и прикладного исследования. Попытки перекинуть "мостик" с общеметодологического уровня на частнотеоретический (или иначе, конкретно-научный), где исследуются частные и особенные условия и предпосылки возникновения и развертывания социальных конфликтов (так называемые "конфликтогенные факторы") были предприняты в первую очередь социологами в рамках так называемой «социологии конфликта». Социологический подход к исследованию и управлению конфликтами исходит из того, что в основе социального конфликта лежит расхождение или противоположность интересов, целей и ценностных ориентаций социальных субъектов. Сам конфликт преимущественно рассматривается здесь микросоциологически - как форма межсубъектного взаимодействия и как внутригрупповой или межгрупповой процесс. Показательным в этом плане является определение, данное авторами уже упоминавшейся первой из отечественных монографий по теории конфликта, которые под "социальным конфликтом" понимают «процесс, в котором два (или более) индивида или группы активно ищут возможность помешать друг другу достичь определенной цели, предотвратить удовлетворение интересов соперника или изменить его взгляды и социальные позиции».[4] Как вариант сближения общеметодологического и конкретно-научного уровней в рамках социологии, показательна позиция известного английского социолога Энтони Гидденса по вопросу о соотношении понятий "противоречие" и "конфликт" (см. раздел 1.4). Невозможность в анализе напрямую совершить переход с макросоциального на микроуровень процессов -следующая методологическая проблема, с которой столкнулась социологическая теория конфликта. В решении данного вопроса Гидденс исходит из того постулата, что ни социальные структуры, ни действия не могут существовать независимо друг от друга. Именно социальные действия людей создают и воспроизводят структуры и институты, которые в свою очередь можно рассматривать как образцы и ограничивающие рамки их поведения и действия в определенные периоды человеческой истории. Позиция, выработанная Гидденсом по данному вопросу показательна как одна из попыток реализации объединительного подхода в социологии, способного преодолеть разрыв между структурной и интерактивной точками зрения. Исходя из такого понимания, "социальный конфликт" и "социальное противоречие", с одной стороны, не могут рассматриваться как синонимы, а с другой - противопоставляться друг другу. Конфликт обусловлен осо-
знанием социальными субъектами противоречивости своих интересов как представителей различных социальных групп, связанных, с одной стороны, отношениями структурной оппозиции и статусной субординации, а с другой - отношениями экономической и социальной зависимости. Отсюда, считают социологи, противоречия в социальной системе далеко не сразу, и не всегда влекут за собой конфликты. Объективные противоречия - это необходимые предпосылки (основания) конфликта, но еще недостаточные условия его возникновения. Для развертывания противоречий в конфликт требуется, чтобы их носители - социальные субъекты - осознали противоположность своих интересов в решении того или иного жизненно важного социального вопроса, то есть осознали ее как "социальную проблему". Кроме того, необходима соответствующая мотивация конфликтного поведения и действия. Таким образом, в понятии "социального противоречия" схватывается та объективная, или, лучше сказать онтологическая, если попытаться подобрать более наполненное, релевантное ситуации осмысления проблемности человеческого бытия понятие, - онтологическая основа столкновения интересов субъектов, которая обуславливает необходимость разрешения сложившейся жизненной ситуации и настоятельно диктует предпринять для этого соответствующие активные действия. (См. замечания по поводу возможного характера активных действий на с. 45 данного издания). Видимо в определении основ современного социального конфликта следует идти дальше, нежели уровень простых материальных интересов. Безусловно, далеко не все конфликты происходят вследствие углубления в онтологические основания, т.е. связаны с проблемами человеческого существования. А последние, отнюдь не сводятся к материальным условиям.1 Не менее настоятельны проблемы духовного бытия, морально-нравственного самоопределения и культурно-исторической идентичности. Конечно, большинство конфликтов в массе своей достаточно конъюнктурны и возникают по поводу денег, имущества, статуса, власти (если не касаться ещё более поверхностных и тривиальных причин - зависть, соперничество и т.п.). Однако проблемы собственности и власти далеко ещё не есть проблемы существования человека, общества, народа в смысле их самоопределения и развития. Человечество, более или менее успешно, эти проблемы первого ряда научилось решать.[5] И они, как нам кажется, уже не
составляют сверхзадачу для современной конфликтологии1. Но именно конфликты по предельным основаниям, на наш взгляд, составляют то ядро проблематики управления конфликтами в современном мире, которая сегодня способна объединить конфликтологические знания и осуществить требуемый методологический синтез. Проблемы человеческого существования, прежде всего как сохранение самой человечности, - вот остро осознаваемая черта современности. Некоторое приближение к антропологическим основаниям конфликта даёт так называемая «теория человеческих потребностей» (ТЧП). (См. с. 73 данного изд.). Последняя оформилась как итог многолетних междисциплинарных исследований в рамках «концепции человеческого развития». Рассматривая человеческие потребности как некие универсалии, составляющие «онтологическую основу» бытия любого человека, к какой бы культуре или общественной системе он не принадлежал, данная теория выдвинула их в качестве логического основания для анализа любых человеческих отношений вообще[6] . Поскольку конфликт - одна из форм человеческих отношений, хотя и критичная в своих проявлениях, а не некий абстрактный «разрыв» отношений, то его рассмотрение через призму проблем удовлетворения базовых человеческих потребностей представляется достаточно продуктивным. ТЧП задает существенно иной угол зрения в анализе социальных конфликтов, отличный от чрезмерно объективирующих анализ структурных подходов, где акцент делается на «разломах» социальных структур и расхождении тенденций развития. Движущими силами социальных процессов с позиции структурного подхода выступают безличные факторы, представляющие стороны структурных противоречий (например, "труд - "капитал" и т.п.), а индивиды выступают лишь их носителями. При этом за рамки структурно-функционального анализа выносится человек как субъект деятельности, остаётся лишь его роль, функция. Напротив, как считают авторы упомянутой монографии по проблемам конфликтов в России
фликт как многоуровневый феномен, основаниями которого выступают фрустрированные потребности людей и связанные с ними противоречия в интересах, ценностях и целях. Поскольку потребности в безопасности, социальном признании, идентичности, социальной принадлежности и т.п. присущи не только каждому индивиду, но и социальным группам, целым этническим сообществам, нациям и государствам, то здесь, по мысли лидера указанного направления Дж. Бертона, открывается возможность общего подхода к разрешению социальных конфликтов любого уровня. Как считает Бертон, «только те организационные усилия, которые полностью удовлетворяют основным человеческим потребностям, могут принести подлинное завершение конфликта»1. Тем самым, констатируют авторы упомянутой монографии, была сделана существенная подвижка к созданию общей теории разрешения конфликтов (Generic theory of conflict resolution), объединяющей субъектный и объектный подходы, что позволяет перейти к созданию поливари-антных моделей разрешения конфликтов, применимых на всех уровнях социального взаимодействия и управления. Тем не менее, безоговорочное включение ТЧП в основу концепции социального конфликта ставит ряд проблемных вопросов, связанных с практикой социального управления. Представляется, что отечественным конфликтологам не следует переоценивать методологические возможности теории человеческих потребностей при разработке технологий разрешения и управления, тем более принимать на веру отдельные ее тенденциозные положения. Так, Дж. Бертон делает некорректный, на наш взгляд, вывод о том, что в контексте «универсальных» человеческих потребностей «любое разделение национального и интернационального становится искусственным»[7] . Подобные заявления противоречат общеметодологическому принципу историчности, требующему учитывать конкретно-исторические усло-
вия существования и развития обществ. Тем самым ои отвергает проблему поиска идентичности как таковую, поскольку она у него снимается в универсальном контексте. Более того, исходя из предположения об эксплицитном влиянии универсальных потребностей на поведение людей, Бертон берется устанавливать своего рода критерий адекватности и легитимности социальных институтов, властных в том числе, определяя его как меру разрыва между ожиданиями и степенью удовлетворения потребностей подвластных групп. При всей логической безупречности такой позиции, создается соблазн навязывания универсальных клише, например, либеральных ценностей, в качестве единственно возможного образца для исправления «неудовлетворяющих» социальных институтов. Дедуктивное конструирование «универсальных человеческих потребностей», осуществляемое в отрыве от анализа их конкретно-исторического содержания и социокультурного контекста, и последующие попытки осуществлять на практике исправление несоответствующих им социальных структур и даже целых общественных систем («империя зла», «страны изгои» и т.п.) имеет далеко идущие негативные последствия в обострении межгосударственных и региональных противоречий и росте социальных конфликтов. Специалист в области управления должен иметь четкий ответ на вопрос о пределах и принципах прикладного применения той или иной теории, а в отношении социальных теорий особенно. Любая теория, переходя границы своей компетенции, из инструмента познания и организации человеческой деятельности, становится идеологическим оружием. Известный марксистский тезис об идее, которая «становится материальной силой, овладевая массами», яркое подтверждение конфликтологической двойственности социальной теории, которая по убеждению марксистов должна служить не столько средством объяснения, сколько практического социального действия, революционного прежде всего. Мы убеждены, конфликтология, имея дело с таким неоднозначным социальным феноменом как конфликт, должна внутри себя вырабатывать средства самоанализа, не скрывая противоречивость концептуальных оснований за общегуманистическими декларациями. Необходимо сохранять ясность понимания того, что конфликтологические знания и технологии представляют собой инструменты двойного назначения: могут служить как созиданию, так и разрушению. В силу этого аксиология (учение о ценностях) должна рассматриваться как необходимая компонента конфликтологии, верифицирующая её целевую функцию. Отметим, что метод «отнесения к ценности» органично укоренился в российской социальной мысли. Представители так называемой «субъективной социологии» (Н.К. Михайловский и др.) вслед за О. Контом утверждали, что этический элемент из социальной науки неустраним. В этом сошлись многие русские философы, в том числе и эволюционировавшие от марксизма. «Социальный вопрос, - утверждал С.Н. Булгаков, - вот главная и даже единственная проблема, определяющая все содержание политической экономии, ее нравственный центр»1. Социальная наука, каковой, по убеждению Булгакова, является политическая экономия, в отличие от естествознания подразумевает наличие социального идеала в качестве своей конечной цели. Данное требование с не меньшими основаниями может быть предъявлено и к социальной конфликтологии. В ряду значимых идейно-теоретических предпосылок современной конфликтологической теории следует отметить влияние философско-антропологического подхода. Так некоторые ведущие теоретики социологии и культурологи XX века (Д. Белл, Э. Фромм, А. Гелен) сделали вывод, что в основе конфликтных процессов современности лежит не столько кризис экономики, или способа производства, сколько общий кризис оснований европейской культуры, или в более широком смысле "кризис человека", обуславливающий кризисное состояние основных социальных механизмов и институтов. "Социальная технология", констатировал Дэниэл Белл, оказалась бессильной перед кризисом культуры.[8] Философско-антропологический подход в отличие от объективистских социально-структурных и институциональных подходов, выдвигает на первый план философскую рефлексию противоречий человеческого существования, которые вечны и неустранимы пока существует человек. Человек как часть мира, подчинен его законам (физическим, природным, социальным) и обречен двигаться в одном и том же круге: рождение - жизнь -смерть. И все же, как существо "избыточное", трансцендентное он способен преодолевать свои пределы. Он осознает безграничность своего сознания, способного охватить все сущее, но, вместе с тем, ясно видит свое бессилие, несоизмеримость с окружающим его миром, ограниченность своего индивидуального существования. Как общественное существо человек стремится к единству с другими людьми, слиянию с социумом, и в то же время к обособлению, утверждению своего неповторимого "я". Сама сущность человека выражена в вечном поиске своего места в мире (поиске идентичности). Существенное влияние на содержание и направленность философской антропологии оказали идеи Ф. Ницше об определяющем значении для жизни человека бессознательно-витальных сил и его положение о человеке как «еще неопределившемся животном», а потому открытом для любых иных
возможностей.1 Его идеи послужили отправным пунктом для философского дискурса, в ходе которого делается вывод об «особом месте» человека в природе (М. Шелер), о его «эксцентричности» (X. Плеснер), «деятельной сущности» (А. Гелен). По мысли М. Шелера, человек предопределен к постоянному «трансцендированию», выходу за пределы устоявшихся форм.[9] В чём усматривается глубинный экзистенцильный источник человеческих конфликтов. Возникновение социальных конфликтов А. Гелен объясняет как результат слишком быстрого, на грани с деструктивным, изменения основ существующих институтов, когда человек выпадает из охранительных рамок социальных структур. Социальная неопределённость, а ещё более смысловая и ценностная дезориентация, актуализируют поиск идентичности, который зачастую происходит через конструирование и противопоставление своего иного', через конфликты «я» и «не-я», «мы-свои» и «они-чужие». Огромное влияние на антропологические концепции природы конфликта также оказали философские интерпретации основных положений и выводов психоанализа и психоаналитической антропологии (3. Фрейд, К.-Г. Юнг, К. Хорни, Э. Фромм и др.), а также построения субъективистской антропологии и экзистенциализма (К. Ясперс, М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр, А. Камю). Таким образом, философско-антропологический подход несет в себе мощный «субъектно-деятельностный», активистский заряд. Он дает возможность преодолеть объективистскую модель социального действия, в которой движущими силами социальной динамики выступают лишь большие массы людей, а значит, позволяет разорвать узкие методологические рамки модели мира как системы субъект-объектных отношений. В центре его внимания находится автономная самоопределяющаяся личность с её постоянной возможностью к трансценденции. Значительное влияние философской антропологии в своих идейных посылках демонстрирует один из создателей современной теории социального конфликта (собственно "конфликтологии") Ральф Дарендорф
но. Отсюда практическая направленность конфликтологии, по мысли Да-рендорфа, заключается не в устранении раз и навсегда каких бы то ни было социальных конфликтов (что невозможно, поскольку их причины «вечны и неустранимы»), а в регулировании конфликтов. В той мере, в какой их удается регулировать, по мнению Дарендорфа, «их творческая сила ставится на службу постепенному развитию социальных структур»1. Таким образом, конфликтология, по Дарендорфу, должна сосредоточить внимание не на причинах, а на формах проявления конфликта; на формировании институтов, создающих так называемые "каналы регулирования", вводящие социальные конфликты в определенные организационные и правовые рамки. И, если непосредственные причины конкретных социальных конфликтов и конкурентных ситуаций, такие как дефицит ресурсов, идеологические различия и т.п., могут быть преодолены, то стремление человеческих индивидов доминировать в обществе себе подобных, так же как и борьба за приоритетные позиции (власть, престиж, авторитет) постоянны и неустранимы в качестве источников социальной динамики и структурирования. "Конфликтная модель общества", выдвинутая Дарендорфом, представляет собой систему с интегрированным в нее конфликтом, обеспечивающую устойчивость в нестабильном мире через перманентное регулирование конфликтов и согласование социальных интересов. Отсюда открывается назначение конфликтологии как теории и технологии управления. Но прежде всего конфликтология как теория, с нашей точки зрения, должна изучать глубокоукоренённые причины социальных конфликтов и учитывать их при вынесении практических рекомендаций для социальной политики или институциональных преобразований. В общем идейном русле с указанными подходами, преодолевающими недостатки объективизма и структурного функционализма в конфликтологическом анализе, развивается уже упомянутый субъектнодеятельностный подход, который утвердился в современной российской социальной мысли в последние десятилетия и приобрел множество приверженцев. С позиций данного подхода конфликт определяется как «противоборство (или "активное противоречие" по Е.И. Степанову) самоопределяющихся субъектов»[10] . «И, поскольку самоопределение и противоборство в процессе самоопределения происходят между индивидами, их общностями и группами постоянно, постольку и конфликт является в действительности нормальным и массовидным социальным феноменом, а во-
все ие экстремальным, предельным случаем обострения социальных противоречий»1. Методологическим достоинством данной позиции является то, что введение категории субъекта в анализ социальных противоречий позволило преодолеть бессубъектную детерминистскую схему марксистской диалектики, встраивающую конфликт как неизбежную фазу разрешения "антагонистического" противоречия и раскрыть альтернативный характер разрешения социальных противоречий, а равно и исходов (завершений) конфликтного взаимодействия субъектов. Это позволило заложить основы субъектно-деятельностной модели конфликта, в которой субъективный и личностный факторы оказывают существенное влияние на возникновение, ход и формы развития и разрешения конфликта. Могут, как инициировать и обострять конфликт, так и предотвращать его или трансформировать в формы конструктивного разрешения и урегулирования. Тем самым была найдено методологическое решение проблемы определения предметного поля конфликтологии как науки конструктивного разрешения и управления социальными конфликтами. Одновременно это позволило "прописать" конфликтологию в качестве специальной социальной теории, или прикладной отрасли более общей теории - социальной диалектики, определив конфликт как «социальное противоречие, разрешаемое вовлеченными в него субъектами»[11] . На этой основе предложено создать новую (отличную от марксистской доктрины) парадигму «трудовой конфликтологии». Субъектнодеятельностный подход выдвигается как весьма плодотворный для решения проблем управления трудовыми конфликтами в организациях. Также обосновывается модель «ресурсного управления» социально-трудовыми конфликтами Однако более адекватным для трудовой конфликтологии с точки зрения формирования экономического механизма социального партнёрства работников и работодателей представляется «экономико-стоимостной» подход, разработанный научно-педагогической школой Ф.У. Мухаметла-тыпова. Указанный подход исходит из понимания двойственного характера труда, как, с одной стороны, конкретной хозяйственной деятельности человека, осуществляемой в отдельных разнородно-связанных, общественно-индивидуализированных формах, а с другой, как общественного процесса создания стоимости и всей системы экономических (меновых) отно-
шений. В стоимостном аспекте труд предстает как «процесс, либо отношение потребления и созидания стоимости»1. Применение данного подхода к анализу конфликтов, прежде всего социально-трудовых и социально-экономических, опирается на сущностное содержание экономического. Понятие экономики отражает ту сферу общественной жизни, которая в основе своей вырастает из "трудовых корней", генетически и структурно-функционально восходит к стоимостным отношениям, складывающимся в процессе труда и воспроизводства базовых условий общественной жизни. В этом плане появляется возможность, с одной стороны, развести понятия "хозяйство" и "экономика", поскольку первое в качестве своей образующей основы имеет не стоимостные, а организационно-технические компоненты и отношения труда. С другой, - дать критерий различения производных от них форм отношений (товарно-денежные, финансовые), в том числе смыкающихся с ними псевдоэкоио-мических форм, т.е. форм внеэкономического принуждения и присвоения стоимости. В данном аспекте социально-экономическую позицию работодателя (предпринимателя, капиталиста) неправомерно характеризовать как исключительно эксплуататорскую. Те политэкономические концепции, которые ограничиваются рассмотрением труда как простого процесса работы, или затраты человеческих ресурсов и не выносят его в систему стоимостных отношений зацикливаются на понимании ролей работодателя и предпринимателя как "паразитирующих" (энтропийных) функциях. В аспекте целостного процесса создания стоимости предприниматель, он же, как правило, и работодатель, предстает в качестве активного, творческого начала - "генератора стоимости" - инициирующего и организующего процесс производства стоимости на основе соединения факторов производства, координации действий и согласования интересов других экономических субъектов[12] . Если в аспекте "конкретного труда", деятельность предпринимателя предстает как труд по организации и управлению производством (т.е. реализацией одной из ключевых функций в границах разделения конкретного, "хозяйственного" труда), то в аспекте "абстрактного труда", ее содержанием выступает вся экономико-организационная деятельность по приведению в движение на основе согласия и взаимозависимости экономических интересов участников всех компонентов труда и производства с целью создания большей стоимости
Однако двойственная интенциональность (двойная целевая направленность) предпринимательской активности скрывает в себе возможность «хищнического» присвоения, или эксплуатации трудовых и иных жизненных ресурсов. Амбивалентность предпринимательства является постоянным источником возникновения внутреннего конфликта интересов, в котором сталкиваются две основные интенции: направленность на созидание благ (ценностей), необходимых обществу и стремление к максимальной прибыли; служение обществу и так называемое "служение капиталу". Между указанными целевыми функциями предпринимательства нет однозначной связи согласования; достижение одной не означает автоматической реализации другой. Если одна из функций начинает доминировать, это неминуемо ведет к конфликту интересов - внутреннему в структуре мотивации самого субъекта (личности предпринимателя) и внешнему в структуре межсубъектных отношений В рамках предложенной нами социоэкономической модели труда и предпринимательства, основанной на социально-экономическом балансе интересов участников и конфликтно-компромиссном механизме их согласования, противоречие созидающей (негэнтропийной) и присваивающей (энтропийной) функций капитала снимается в совокупном приросте общественной стоимости. Негэнтропийный механизм взаимного функционирования труда и предпринимательства в процесс создания стоимости встраивает присваивающую функцию капитала в качестве инструментальной (подчинённой), обеспечивающей в единстве с созидающей функцией устойчивое развитие социально-экономической системы, а значит снимающий по этому основанию конфликт социально-экономических интересов. Однако как показывает анализ стоимостных отношений в нашей стране однофакторная мотивация (т.е. исключительно на экономическом интересе) не способна обеспечить устойчивый социально-экономический баланс и запустить негэнтропийный механизм развития экономики и общества. Говоря более простым языком «ресурсной модели», для этого пока не хватает «морального ресурса». Предпринятый обзор сменяющих и взаимодополняющих друг друга методологических подходов и концепций в проблемном поле конфликтологии отражает возрастающую сложность научного дискурса социальных наук в наиболее актуальных областях социального знания и практики. 1 См.: Алексеев О.А. Стоимостное противоречие предпринимательства / Проблемы труда и капитала в современной экономике: Монография. - С. 46. Пример конфликтологии показателен тем, как генезис концептуальной сложности междисциплинарного дискурса предваряет парадигмальные переходы и формирование новых областей синтетического знания.
