Местоимения как категоризаторы языковых смыслов

Местоимения в последние три десятилетия усилиями лингвистов из обиженной несправедливыми нападками Золушки превратились в восхваляемую многими учёными Королеву, обладающую особыми достоинствами, наделённую чрезвычайными полномочиями. Н. Ю. Шведова назвала их категоризаторами языковых смыслов. Ю. Л. Воротников пишет о них: «Местоимения в языке — это особый и, если угодно, один из наиболее загадочных разрядов слов, вокруг которого до настоящего дня продолжаются оживлённые лингвистические дискуссии» [Воротников, 20016, с. 42].

Действительно, интерес к местоимениям не случаен. Он объясняется стремлением языковедов раскрыть семантический и грамматический феномен прономинальной лексики, интерпретировать её с учётом новейших достижений лингвистики. «Местоимения, — по справедливому замечанию А. М. Пешковского, — из-за своей отвлечённости везде являются “нарушителями порядка”, везде создают особые подрубрики, особые комбинации, особые случаи. И своеобразие этих случаев, как бы они ни были распространены, в конечном счёте сводится к своеобразию самих местоимений» [Пешковский, 1956, с. 167].

Обращение к разным трактовкам многих вопросов, связанных с проблемой местоименности, актуально не только в теоретическом отношении — оно актуально и в плане подачи местоимений в вузовских и школьных грамматиках.

О том, что местоимение представляет собой сложный, нетрадиционный, дискуссионный класс слов, свидетельствует, в частности, разнобой мнений об их лексикограмматическом содержании, объёме, границах, месте в системе частей речи. Разброс мнений настолько широк, что крайние точки зрения взаимно исключают друг друга. Представим некоторые из них.

В 40-е— 80-е гг. XX в. господствовало мнение о местоимениях как о предельно ограниченном по объёму, не пополняющемся новыми единицами классе слов. В книге В. В. Виноградова «Русский язык: (грамматическое учение о слове)» соответствующий раздел был назван «Грамматические пережитки местоимений как особой части речи в современном русском языке». По мнению В. В. Виноградова, «за исключением предметно-личных местоимений, составляющих небольшую грамматически обособленную группу, другие разряды местоимений рассеяны по разным грамматическим категориям. Они не образуют самостоятельного грамматического класса» [Виноградов, 1972, с. 256]. Эта точка зрения получила гиперболизованное воплощение в Русской грамматике— 1980. В ней была выделена странная во многих отношениях часть речи — местоимение-существительное: «Местоимения-существительные объединяют небольшую и непополняющуюся группу слов, указывающих на предмет в грамматическом смысле этого слова ..., т. е. и на лицо и на нелицо или только на лицо» [Грамматика— 80, т. 1, с. 531]. Абсурдность выделения такой части речи заключается прежде всего в самом названии: это не гибридный класс слов, включающих свойства местоимений и существительных, а прономинативы, категориально и грамматически соотносительные с именами существительными. С равным основанием, следуя этому принципу, можно выделить ещё 4 части речи: местоимения-прилагательные, местоимения-числительные, местоимения-наречия, местоимения-безлично-предикативные слова, но авторы не делают этого, а распределяют соответствующие прономинативы по уже выделенным четырём частям речи: именам прилагательным, числительным, наречиям и безличнопредикативным словам. Таким образом, нарушается принцип выделения части речи по совокупности индивидуальных дифференциальных признаков. Ошибка допущена потому, что во всех случаях не была принята во внимание семантическая специфика прономинальной лексики — прономинальный способ отображения объективной действительности.

Более двух десятков лет на фоне общей высокой активности научных лингвистических исследований местоимения оставались в тени. Но в недрах языковедения зрели новые идеи, приведшие к «взрыву» интереса к прономинальной лексике (в советской лингвистике это были работы М. В. Фёдоровой, С. Ф. Самойленко, К. Е. Майтинской, М. И. Откупщиковой, Е. М. Вольф, Л. Я. Маловицкого, Л. А. Киселёвой, В. Н. Мигирина, позже — О. В. Петровой, Е. В. Падучевой, М. А. Шелякина, за рубежом — польского языковеда Иодловского и др.). С конца 60-х годов в дискуссию о местоимениях включились и наши работы. В концентрированном виде предлагаемые нами идеи представлены в монографии «Очерки по теории местоимений современного русского языка». Местоимения рассматриваются в ней, как и в более ранних работах, в широком понимании термина, каждый нрономинатив представлен как фокус совмещении категориального (обобщающего лексико-грамматического) и разрядового значении, что находит своё отражение и в семантической классификации местоимений, составленной с учётом их категориальной соотносительности (см. таблицу № 1).

Таблица № 1

Семантическая классификация местоимений, построенная с учётом их категориальной и

грамматической соотносительности

Нами впервые вводится понятие номинативного и прономинального способа отображения; это даёт возможность чётко разграничить номинативную и прономинальную лексику, а в числе последней выделить способы представления объективной действительности, соответствующие основным семантическим разрядам местоимений, среди которых мы выделяем вопросительные, указательные (собственно указательные, предметно-личные, возвратное и притяжательные), отрицательные, неопределённые, обобщающе-выделительные (традиционно — определительные). Впервые в наших работах проанализированы гибридные классы слов, совмещающие свойства местоимений и других частей речи: безлично-предикативных слов (слова типа негде, некуда и под.), союзов (кто, что, какой, чей, который, где, куда и под., называемых в синтаксисе союзными словами), частиц (какой и под. в восклицательных предложениях, самый и др.). Вслед за В. Н. Мигириным мы рассмотрели проблему прогнозирования местоименных классов и предложили свой вариант развития прономинальной лексики.

Особое внимание в наших работах было уделено вопросительным местоимениям. Они структурируют всю «ответную» (термин А. X. Востокова) прономинальную лексику, распределяясь «поперечно» всем знаменательным частям речи, кроме глаголов, не имеющих соответствующих однословных прономинативов. Местоимения представляют собой совмещение 1) категориального значении, одинакового с именами существительными (предметность), прилагательными (признак предмета), числительными (количество и число), наречиями (признак признака), безлично-предикативными словами (состояние и его оценка), и 2) разрндового значения вопроса, указания, неопределённости, обобщения с выделением, отрицания. Этот сплав и позволяет создать феномен, не имеющий аналогов в системе частей речи. На этом основании нами было сформулировано понятие о местоименном ряде: местоименный ряд представляет собой совокупность прономинативов разных семантических разрядов, объединённых общей денотативной основой, с условным началом, выраженным вопросительным нрономинативом. В случае отсутствия нужного местоимения использовались особого рода сочетания — функциональные заменители, названные нами в более поздних работах лексиями. Была сформулирована следующая гипотеза: «... сформировавшиеся категории объективной действительности, получившие отражение в синтаксических категориях, должны иметь свой собственный местоименный ряд, состоящий из местоимений разных семантических разрядов и их функциональных заменителей. Другими словами, наличие собственного местоименного ряда и ряда функциональных заменителей является ярким свидетельством того, что данная синтаксическая функция в языке сформировалась» [Сидоренко, 1972, с. 23].

Уровень развития лингвистики в конце 60-х— начале 70-х годов прошлого столетия ещё не давал возможности перейти от «сформировавшихся категорий объективной действительности» к языковым смыслам, но сам материал объективно подтверждает правильность идеи, высказанной в конце 90-х годов Н. Ю. Шведовой о местоимениях — категоризаторах языковых смыслов.

Чтобы понять, являются ли все местоимения категоризаторами языковых смыслов или это прерогатива какой-то группы прономинативов, рассмотрим их более подробно.

Все местоимения удобно разбить на две группы: вопросительные и «ответные». «Ответные» включают в себя 4 семантических разряда: указательные, неопределённые, определительные (обобщающе-выделительные) и отрицательные. Указательные местоимения с учётом специфики их дейктической функции, в свою очередь, делятся нами на 4 подразряда: собственно указательные, предметно-личные, возвратное, притяжательные. Общей для них является дейктическая функция, реализуемая через анафорическое, катафорическое и прямое указание. Анафорическое указание — это отсылка по линии текста назад, к антецеденту, то есть тому, что было ранее названо номинативным словом, предложно-падежным сочетанием, словосочетанием, редко — придаточной частью предложения; например: Река бурлила, клокотала, вырывалась из берегов, а еще вчера она была тихой и малоприметной. Катафорическая отсылка осуществляется по линии текста вперёд, к тому, что будет номинативно представлено в последующем контексте, например: Там, у самого берега, ребята готовили обед на костре.

Прямое указание встречается редко и используется в ситуации, когда говорящий с помощью жестов, мимики в устной речи может направить знак, место, направление и т. д. Например: Перенеси это на балкон. Я хочу иметь такую же книгу. Он побежал туда. Прямое ситуативное указание отсутствует, вероятно, у местоимений тогда, потому, затем и др. в силу того, что отражаемые ими понятия не представлены материально, не воспринимаются непосредственно органами чувств.

Рассмотрим подразряды указательных местоимений с учётом их способности передавать языковой смысл.

Собственно указательные местоимения составляют ядро семантического разряда указательных местоимений. Перечислим их: тот, этот, такой (таков), столько, там, здесь, тут, туда, сюда, оттуда, отсюда, тогда, потому, поэтому, затем, настолько. Внутриразрядовой спецификой подобных местоимений является их способность выражать противопоставление по близости—удаленности; ср.: этот — тот, здесь (тут) — там, сюда — туда, отсюда — оттуда. Не имеет оппозиции по близости—дальности местоимение тогда, оно используется для указания на любое время: настоящее, прошедшее, будущее; близкое и далекое, например: Через месяц закончится отпуск и начнётся работа. Тогда и понадобятся силы, накопленные за время отдыха (тогда — через месяц, в будущем). 10 лет назад я вернулся в Москву. Тогда я еще не знал, как много изменилось здесь за время моего отсутствия (тогда — 10 лет назад, в прошлом). В значении указания на настоящее время, время происходящих событий, используется, хотя и редко, местоимение тут — в это время, в этот момент-. Сижу на веранде, наслаждаюсь покоем и тут слышу: скрипнула калитка.

Не отражают противопоставление по дальности—близости и местоимения затем, настолько, указывающие на цель, меру и степень, осознанные человеком сравнительно поздно и вербализованные с помощью небольшого количества прономинальных лексем. На этом фоне неожиданным кажется появление противопоставленных указательных местоимений причины: поэтому — потому, оттого — от этого. Они в силу специфики категории причины не могут включать в себя близость— отдалённость (так как не обладают объёмностью, у них нет трёх измерений: высоты, длины и ширины); они синонимичны и, на первый взгляд, избыточны. Но язык не избавляется от них; более того, в последнее время ставится вопрос о слитном написании отэтого как единого местоимения, а не предложного сочетания. Секрет «живучести» одновременно четырёх причинных указательных местоимений состоит в их закреплённости за анафорической {поэтому, отэтого) и катафорической {поэтому, оттого) функциями. Случаи нарушения этого правила редки, хотя и возможны.

Отметим, что не имеет собственных указательных местоимений языковой смысл «признак предмета» в случаях выражения принадлежности и порядковой последовательности: на вопрос чей нельзя ответить с помощью собственно указательного местоимения, а на вопрос который в качестве ответа используется указательное местоимение такой.

К собственно указательному местоимению со значением условия относится прономинатив тогда, омонимичный темпоральному, например: Тире в простом предложении ставится тогда, когда подлежащее и сказуемое выражено именами существительными...

Кроме собственно указательных в составе указательного местоименного разряда с учётом специфики представления дейксиса следует выделить, по нашему мнению, ещё 3 подразряда: предметно-личный, возвратный и притяжательный.

Предметно-личные местоимения отражают ролевое распределение участников коммуникативного акта: 1-е лицо — адресант речи, 2-е лицо — адресат, 3-е лицо — тот, о ком говорят (тот, кто не участвует в речи, стоит вне её); 3-е лицо может также означать то, о чём идет речь.

«Категория лица является одной из тех категорий, которые характерны для всех языков мира. По свидетельству П. Форхаймера, исследовавшего свыше пятисот грамматик и словарей различных языков, не существует ни одного языка или диалекта, который не имел бы этой категории» [Штелинг, 1972, с. 76]. При этом следует оговориться, что речь идёт прежде всего о первом и втором лице. Третье лицо противопоставлено первому и второму лицу как не участвующее в речи, стоящее вне её; оно может относиться к живому существу и предмету, происходит из указательных местоимений, может иметь или не иметь родовую парадигму в единственном числе, встречается не во всех языках.

Возвратное местоимение себя указывает на отношение действительности к самому производителю действия (подлежащему), соответствуя по смыслу личным местоимениям любого лица и числа. Ср.:

Я выбираю книги себе. Мы выбираем книги себе.

Ты выбираешь книги себе. Вы выбираете книги себе.

Он (она, оно) выбирает книги себе. Они выбирают книги себе.

Семантика местоимения объясняет ущербность парадигмы возвратного местоимения (отсутствует именительный падеж).

К притяжательным относятся местоимения мой, твой, Ваги, наш, ваш, свой, его, её, их. Они выражают принадлежность первому лицу (мой, наш), второму лицу (твой, Ваш, ваш), третьему лицу (его, её, их), например:

Я несу мой рюкзак. Мы несём наш рюкзак.

Ты несёшь твой рюкзак. Вы несёте ваш рюкзак.

Он (она, оно) несёт его (её) рюкзак. Они несут их рюкзак.

Местоимение свой относится к любому лицу.

Наибольшее количество лексем (около 60 единиц) содержит семантический разряд неопределённых местоимений. Эти местоимения образуются путём прибавления к основе вопросительных местоимений двух префиксов (не- и кое-) и трёх постфиксов (-то, -либо, -нибудь), например: некто, кое-кто, кто-то, кто-либо, кто-нибудь. Но образование максимально возможного количества неопределённых местоимений имеет место не всегда. Можно говорить о целом ряде лексических лакун; например, не объединяются местоименные основы -где-, -куда-, -откуда-, -как-, -почему-, -отчего-, -зачем-, -насколько- с префиксом не-; основы -насколько— с постфиксом -либо и др. В то же время, кроме перечисленных, следует назвать первичную по происхождению группу безаффиксных местоимений (в данном случае термин «безаффиксный» означает отсутствие префиксов и постфиксов неопределённое™), значение которых проявляется в некоторых контекстах: 1) в неместоименных вопросительных предложениях разговорной речи: Есть здесь кто?; 2) в придаточных условных: Если кто будет спрашивать меня, скажите, чтобы подождал; 3) в конструкциях с вряд ли: Вряд ли у тебя что получится; 4) в восклицательных предложениях, выражающих пожелания: Хоть бы кто пришел!; 5) в отрицательных конструкциях с придаточными, включающими безаффиксное неопределённое местоимение: Нельзя подумать, чтобы кто согласился на это. Поскольку значение неопределённости у безаффиксных местоимений реализуется лишь в особых контекстах, в традиционную классификацию безаффиксные неопределённые прономинативы не включаются.

Большое количество неопределённых аффиксальных местоимений связано с тем, что каждый префикс и постфикс вносит свой собственный оттенок значения. Например, местоимения с префиксом кое- обозначают предметы, признаки предметов, место, время и т. д., известные в какой-то степени говорящему, но неизвестные слушающему, или значение части целого, например: Кое-что я принес вам. В дорогу возьми кое-что из теплых вещей.

Оттенок количественного расчленения наряду с дополнительным оттенком безразличия характерен для местоимений с постфиксами -нибудь, и -либо: Поговорите с кем-нибудь из студентов. Хочу отдохнуть где-либо в Крыму.

Местоимения с постфиксом -то называют реально существующие, неизвестные говорящему предметы, признаки предметов, количество, место, время и т. д.: Что-то темнело впереди. Где-то шумел водопад.

Местоимения с -нибудь называют предметы, признаки предметов, количество, время, место и т. д., безразличные в какой-либо ситуации для говорящего: Кто-нибудь прочел эту книгу? Поговорите о чём-нибудь с Андреем, пока я освобожусь.

Местоимения с постфиксом -либо обозначают безразличие в выборе предмета, признака, места и т. д. и употребляются обычно в книжной речи, но могут быть использованы и в разговорной речи: Сможет ли кто-либо ответить на этот вопрос?

Неопределённые местоимения с приставкой не- ещё более ограничены сферой употребления — они используются преимущественно в книжной речи, чаще всего — в сочетаниях типа некто посторонний, нечто особенное.

Традиционная классификация выделяет также разряд определительных местоимений. Их название не соответствует реальному функционированию этих прономинативов, поэтому неоднократно предпринимались попытки их переименования. Так, А. М. Пешковский назвал их обобщительными, совокупными и выделительными, то есть распределил их по трём разрядам; В. Н. Мигирин выделил отрицательно- обобщительные и утвердительно-обобщительные местоимения. Исходя из специфики их значения и употребления мы назовём их обобщающе-выделительными. В состав этого разряда входят местоимения весь, всякий, сам, каждый, иной, любой, другой, везде, всюду, всегда, иногда, всяко. В прономинативах любой, всякий, весь, везде, всюду, всегда, всяко выражена семантика обобщения; местоимения иной, другой, каждый, иногда передают значение выделения в сравнении с рядом других свойств. Если рассматривать данные местоимения в связи с языковыми смыслами, которые они вербализируют, то можно отметить, что в наибольшей мере обобщающе-выделительные местоимения обслуживают предмет и признак предмета (прономинативы весь, всякий, любой, иной, каждый, другой, сам)', в наименьшей — наречные смыслы: место, время (везде, всюду, всегда, иногда) и безлично-предикативное состояние (всяко). Не обслуживаются местоимениями этого разряда категории причины, цели, меры и степени, уступки. Это можно объяснить тем, что разряд обобщающе-выделительных сформировался позднее других и продолжает пополняться в настоящее время. Примером могут служить бывшие прилагательные любой и другой, которые сравнительно недавно стали квалифицироваться как местоимения.

Нами не случайно в состав обобщающе-выделительных местоимений не включено слово самый. В современном русском языке оно выступает в качестве компонента аналитической формы (самый умный), фразеологического сочетания (в самом деле) и гибридного слова, совмещающего свойства местоимения и частицы (у самого берега, он самый) и др. Подробно значение и особенности функционирования прономинально- партикулянтного контаминанта самый описаны в кандидатской диссертации О. Э. Руденко [Руденко, 2008, с. 89— 96].

Кроме перечисленных трёх местоименных разрядов, имеющих утвердительное значение, в составе ответных следует выделить семантический разряд отрицательных местоимений, обозначающих отсутствие предмета, признака предмета, количества, места, времени и т. д.: никто, ничто, никакой, ничей, нисколько, нигде, никуда, ниоткуда, никак, никогда, низачем, ниотчего. Теоретически возможны отрицательные местоимения никоторый, нипочему, нинасколько, но практически они, по мнению информантов, не используются, кроме ситуации типа: — Который дом твой? — Никоторый. — Почему ты не выполняешь задания? — Нипочему.

Основной синтаксической характеристикой отрицательных местоимений является их употребление в предложениях с отрицательным сказуемым: Никто не ушёл, ничего не читает, нигде не был и т. д.

Традиционно в состав отрицательных включают местоимения с приставкой не-: некого, нечего (во всех падежах, кроме именительного), негде, некуда, неоткуда, некогда, незачем, неотчего. Мы рассматриваем их как гибридные слова, совмещающие свойства отрицательных местоимений и безлично-предикативных слов [Сидоренко, 1983 и др.].

Обобщая сказанное о невопросительных (ответных) местоимениях, выделяем две основные группы: 1) утвердительные, в состав которых входят указательные (собственно указательные, предметно-личные, возвратное и притяжательные), неопределённые и обобщающее-выделительные (в традиционной терминологии — определительные) прономинативы, и 2) отрицательные, представленные одним семантическим разрядом. К ним, по нашему мнению, следует добавить ещё два местоимения: да и нет — как занимающие особое место и наиболее обобщённо выражающие утверждение и отрицание.

Да не может быть причислено к какому-либо одному разряду, так как оно «покрывает» своим содержанием одновременно три семантических разряда: указательный, неопределённый и обобщающее-выделительный.

Отнесение местоимения нет к отрицательному разряду вытекает из передачи им значения обобщённого отрицания, то есть отрицания предмета, признака, количества и т. Д.

В отличие от других местоимений да и нет представляют собой утвердительную и отрицательную реакцию на вопросительное предложение, например: Ты идёшь сегодня в театр? В зависимости от того, какой элемент мысли является неизвестным говорящему, ответ может принимать следующий вид: Да, я. Да, иду. Да, сегодня. Да, в театр. Соответственно отрицательный местоименный ответ может быть следующим: Нет, не я. Нет, не иду. Нет, не сегодня. Нет, не в театр.

Квалификация да и нет как местоимений в лингвистической литературе уже имела место. Так, Н. М. Александров пишет: «Собственно, к “местоимениям” следует отнести и слова да и нет как заменяющие целые предложения, хотя их обычно относят к частицам или вообще считают стоящими вне частей речи» [Александров, 1968, с. 112]. У О. Есперсена читаем: «Едва ли найдутся ещё слова более местоименного характера, чем да и нет» [Есперсен, 1958, с. 91]. При этом автор не вводит слова да и нет в класс местоимений; он упоминает о них, говоря о высокой обобщённости данных слов (в этом же ряду упоминаются нижеподписавшийся, сегодня, старший, правый, левый, в воскресенье и под.), но их можно было бы отнести к местоимениям только в случае принятия точки зрения Норейна (1903), которую О. Есперсен оценивает критически. Содержание местоименной природы в названных выше и некоторых других работах не было раскрыто, не было поддержано теоретическими выкладками.

Особое внимание в прономинальной лексике уделяется вопросительным местоимениям. Количество вопросительных местоимений в современном русском языке невелико: кто?, что?, какой? {каков?), чей?, который?, сколько?, где?, куда?, откуда?, как?, когда?, зачем?, почему?, отчего?, насколько?, но высокая абстрактность значения позволяет им эффективно и гибко обслуживать разные языковые смыслы. Кто? и что? используются в качестве вопроса об одушевлённых и неодушевлённых предметах; какой? [каков?], чей?, который? — о признаке предмета; сколько? — о количестве и числе; где?, куда?, откуда? — о месте и направлении (пространственной характеристике); как? — о качественной характеристике процесса, образе и способе его совершения; когда? — о времени; когда? — об условии; почему?, отчего? — о причине; зачем? — о цели; насколько? — о мере и степени действия; каково? — о безлично-предикативном состоянии.

Мы не даём здесь абсолютно полного перечня значений вопросительных и ответных местоимений (эта задача практической части описания каждого языкового смысла), а называем основные значения прономинативов, позволяющие представить репертуар прономинативов, обслуживающих систему смыслов, вербализованных в русском языке (то есть структуру смыслового строя языка).

Перспективный путь поиска «смыслового каркаса» языка связан с трактовкой местоимений как «языковых категоризаторов» [Шведова, Белоусова, 1995; Шведова, 1998; Воротников, 20016 и др.]. Это относится прежде всего к вопросительным местоимениям, выступающим в качестве единиц, аккумулирующих в себе информационную энергетику ответных местоимений и всех средств, выражающих данный языковой смысл (см. таблицу № 2). Отметив особую роль вопросительных местоимений в теории языковых смыслов, ограничимся некоторыми замечаниями, касающимися количественного и качественного состава русских местоимений данного семантического разряда.

Таблица №2

• 1. Развитие вопросительных местоименных средств отстаёт от осмысления человеком явлений действительности и отношений между ними. Так, в современном русском языке отсутствуют специальные местоимения, выступающие в качестве вопроса о действии,уступке и др.
• 2. Компенсация недостающих местоименных средств осуществляется, главным образом, с помощью семантически и синтаксически слитных сочетаний (так называемых составных слов) — функциональных заменителей, названных нами лексиями [Сидоренко, 1997 и др.].

Отдельного рассмотрения требуют вопросы о действии, состоянии и отношении как процессе. Впервые на них обратил внимание А. И. Зарецкий. Он писал: «Простого местоимения-глагола в русском языке (как и во многих других языках) не существует, может быть потому, что указывать можно первоначально лишь предмет, а не действие, то есть в пространстве, а не во времени. Но нужда в таком местоимении, особенно в вопросительном, существует, и вот появился суррогат глагольного местоимения, описательное глагольное местоимение что делать? Что это действительно представляет одно целое местоимение, видно из того, что в ответе на этот вопрос слово делать не повторяется и не подразумевается, например:

• — Ты что делаешь?
• — Читаю.

Но не “делаю чтение” или “делаю читать”» [Зарецкий, 1940, с. 21].

Этой проблеме посвящено несколько наших работ (см., напр. [Сидоренко, 1970, 1997 и др.] ).

Точку зрения А. И. Зарецкого разделяют в настоящее время и другие лингвисты. Более того, Н. И. Поройкова отмечает наличие глагольных сочетаний — вопросов о действии — уже в древнерусском языке: «В сочетании с глаголами, обозначающими действие вообще (творити, деяти, делать) местоимение "что" в форме винительного падежа образует сочетание, выражающее вопрос о действии» [Поройкова, 1965, с. 4].

Наши наблюдения показывают, что в некоторых случаях в тех конструкциях, где должно быть употреблено что делать?, вместо него может выступать местоимение что? Другими словами, в сочетании что делать? возможен эллипсис второго компонента, в результате чего функции сочетания передаются слову что и оно приобретает способность выступать в качестве вопроса о действии, выполнять в предложении функцию сказуемого. Ср.: Ты что делаешь: читаешь или пишешь? — Ты что: читаешь или пишешь?

Мы предполагаем, что отсутствие синтетических форм глагольных местоимений в русском языке объясняется рядом причин: во-первых, тем, что глагол, будучи одной из самых сложных, семантически ёмких и грамматически содержательных частей речи, нуждается в отображающем такие же характеристики местоимении и этим затрудняет его создание; во-вторых, глагол (инфинитив) возник, по данным историков языка, на базе имени существительного и динамично развивался, отбрасывая одни формы и приобретая другие, что также могло сыграть роль фактора, тормозящего появление синтетического местоимения (глаголы «вышли из имён, то есть в глаголе мы имеем первоначальное существительное» [Александров, 1975, с. 30]). Более того, «в некоторых малайских языках и в языках алгонкинов Северной Америки глаголов как таковых вообще не наблюдается» [Кубрякова, 1978, с. 30]. Естественно, в таких языках не следует ждать и появления категориально соотносительных местоимений.

Вопросительные местоименные глагольные лексии имеются и в других семантических разрядах: указательном (делать это, делается это и т. д.), отрицательном [ничего не делается, ничего не происходит и т. д.), неопределённом (что-то делается, что-то происходит и т. д.), обобщающе-выделительном (определительном) (делать всё, заниматься всем и др.). Ярким подтверждением аналитичности глагольных местоимений является использование их в роли уточняемых, обобщающих слов и т. д., например: Он положительно всё умел делать: пахать, косить, молотить, работать на тракторе,

учить студентов, писать книжки о грибах и охотиться (Троепольский). Григорий Ефимович удерживал меня не очень настойчиво. Делал он это, чувствовал я, только по доброте души своей (Астафьев).

Между глаголом и вопросительным местоимением должна выдерживаться семантическая корреляция: что делать? — рубить, идти, фехтовать и т. д.; глаголы типа радуется, любит, сердится и под. содержательно коррелируют с вопросом в каком состоянии находится?, как относится?', безличные глаголы подморозило, рассветает и под. — с вопросом что произошло (происходит)? и т. д. В вопросо-ответном диалогическом единстве должна учитываться семантика глагольного слова. Если глагол обозначает конкретное действие, он семантически коррелирует с аналитическим вопросительным местоимением что делать (что сделать)?', глагол со значением отношения {Девять делится на три) предполагает более сложную форму как относится? и т. д.

Таким образом, аналитические глагольные местоименные лексии вписываются в систему прономинальной лексики.

Как было отмечено ранее, в системе прономинальной лексики современного русского языка отсутствуют однословные местоимения уступки, их недостаточность компенсируется соответствующими лексиями: несмотря на что? — несмотря на это; несмотря на то (что); несмотря ни на что. Заметим, что этот ряд неполон: в нём отсутствуют лексии с неопределённым и обобщающе-выделительным значением (нельзя сказать: несмотря на что-то, что-либо, что-нибудь, кое-что; несмотря на всё, иное, любое и т. п.). Но причину появления данных лакун следует искать в специфике содержания и репрезентации самой категории уступки.

Категория условия выражается вопросительным местоимением когда? = при каком условии?, указательным тогда = при таком условии, отрицательным никогда = на при каком условии, обобщающе-выделительным всегда = при любых условиях. Эти местоимения омонимичны прономинативам соответствующих семантических разрядов со значением времени: когда? = в какое время?, тогда = при таком условии и т. д.

Категория состояния может быть представлена вопросительным прономинативом каково? (Каково ему здесь? — Комфортно), указательным таково, обобщающе- выделительным всяко. Такова краткая характеристика местоимений современного русского языка в нашем понимании.

Трактовка местоимений как категоризаторов языковых смыслов имеет свои особенности. Назовём некоторые из них.

• - Категоризаторами языковых смыслов, по нашему мнению, выступают прономинативы не всех семантических разрядов, а только вопросительные местоимения, так как они в наиболее «чистом» виде представляют отображаемый сегмент действительности. Прономинативы остальных семантических разрядов вносят дополнительные смысловые «наслоения», затемняют сущность категоризируемого смысла. Приведём примеры: В его жизни было всякое [что? — предметность); Сюда мог зайти всякий [кто? — предметность). Заметим, что данные обобщающе-выделительные местоимения относятся к одному и тому же языковому смыслу — «предметность», но включены в разные местоименные ряды. В следующем примере омоним всякий передаёт языковой смысл «признак предмета»: Всякий сверчок знай свой шесток (Поел.) {всякий — какой? — признак предмета). Богатство «ролей» местоимения всякий свидетельствует о его востребованности для передачи разных отношений, но оно вредит использованию его в роли местоименного категоризатора, который должен представлять языковой смысл наиболее чётко, прозрачно.
• - В качестве запрещающего фактора при попытке использовать прономинатив как местоименный категоризатор выступает их стилистическая маркированность. По нашему мнению, недопустимо использовать в качестве категоризаторов языковых смыслов просторечные и вышедшие из употребления прономинативы (у Н. Ю. Шведовой это вопросительные местоимения типа отколь, доколе, откуда, докуда и ответные формы оттуда, досюда и под.).

Говоря о местоименных категоризаторах, напомним, что идея выделения их была заложена уже Аристотелем, который в трактате «Категории» рядом с описанием «категории» и примерами, её представляющими, даёт вопросительное местоимение: «... 'какое?'— например, белое, умеющее читать и писать... 'где?' — например, в Ликее, на площади; 'когда?' — например, вчера, в прошлом году...» [Аристотель, т. 2, с. 55].

Н. Ю. Шведова к словам, «совмещающим функцию указания с функцией обо значения глобальных понятий бытия» относит «местоимения кто (существо одушевлённое), что (предмет, всё то, что обозначено языком через понятие предметности), какой (признак, открываемый или приписываемый, возникающий в течение или в результате процесса либо имманентно самовыявляющийся), каков и каково (признак сущностный), чей (принадлежность), как (способ или образ действия), сколько (количество), насколько, сколь (мера), который (признак по вычленяемости из множества), где (место), куда (направленное перемещение в пространстве с одного места на другое), откуда, отколе (направленное перемещение извне, из одного места в другое), докуда (предел), когда (время), доколе (предел временной), зачем (цель, предназначение), почему, отчего (причина), делать / сделать (любое действие или процессуальное состояние, непосредственно исходящее от субъекта), делаться / сделаться (любое действие или процессуальное состояние)» [Шведова, 1998, с. 7]. Из этого можно было бы заключить, что в качестве категоризаторов языковых смыслов избраны вопросительные местоимения, но другие высказывания автора не подтверждают это предположение. Так, Н. Ю. Шведова пишет: «Все эти элементарные понятия, предстающие в языке как исходные, первичные смыслы, в системе местоимений расчленены по признаку определённости, неопределённости или непредставленное™ (непознанное™ или несуществования). Эта расчленённость демонстрирует реально существующие ступени человеческого знания: 'знаю' — 'знаю неполно или до конца не уверен в своём знании' — 'не знаю и потому отрицаю', например: чей — чей-то — ничей; куда — куда-то — никуда; зачем — зачем-нибудь, низачем, незачем)» [Шведова, 2005, с. 449]. Это говорит о том, что Н. Ю. Шведова рассматривает в качестве категоризаторов языковых смыслов местоимения разных семантических разрядов, а не только вопросительные.

Мы считаем, что категоризаторами языковых смыслов являются прежде всего (и только?) вопросительные местоимения. Именно они противопоставлены всем «ответным» формам и в наиболее чистом, концентрированном виде выражают энергетику языкового смысла. При этом каждому языковому смыслу не обязательно соответствует один категоризатор, их может быть несколько.

В качестве местоименных категоризаторов могут выступать только стилистически нейтральные вопросительные прономинативы в основном значении (если слово полисемично или представляет собой омоним). Например, местоимение что может выполнять роль вопроса о предмете (Что ты читаешь?), о причине (Что ты не спишь?), о цели (Что ты заглядываешь сюда?) и т. д., но категоризатором языкового смысла оно может быть только в первом значении — в роли вопроса о предмете (в остальных случаях оно выступает как одно из второстепенных ономасиологических средств выражения других смыслов). Кроме того, не следует использовать в качестве языковых категоризаторов стилистически маркированные вопросительные местоимения по причине их неупотребительности в современном русском языке. К таким прономинативам относятся местоимения отколе, доколе, сколь, посколь, отселе, оттоле, сей, оный, посему и др., рассматриваемые Н. Ю. Шведовой в качестве языковых категоризаторов. В связи со сказанным закономерен вопрос: какое количество языковых смыслов можно выделить в русском языке? Н. Ю. Шведова не называет это количество, но отсылает читателя к таблице № 1 [Шведова, Белоусова, 1995, вклейка между страницами 10— 11], в которой представлено 20 рубрик, заполненных вопросительными местоимениями, «указующими на глобальные понятия бытия», причём в 4-х из них дано по два местоимения: 1) насколько, сколь; 2) откуда, отколе-, 3) делать / сделать-, 4) делаться / сделаться. На этом основании Ю. Л. Воротников приводит цифру 24: «При сравнении системы логических категорий Аристотеля и 24 категорий у Н. Ю. Шведовой бросается в глаза факт гораздо большей дробности второй системы: 10 категорий у Аристотеля и 24 категории у Н. Ю. Шведовой» [Воротников, 2003, с. 237]. Ю. Л. Воротников считает, что такая детализация уместна и оправданна. С этим, по нашему мнению, нельзя согласиться. «Материальное» выражение языкового смысла сводится здесь по сути к материальному содержанию местоименного ряда (термин введён нами в 1972 году и используется в наших последующих работах). Местоименный ряд — это совокупность прономинативов разных семантических разрядов с одинаковой денотативной основой; её условным началом является вопросительное местоимение. Например, местоименный ряд с условным началом что включает в себя следующие прономинативы: вопросительный что? и «ответные формы»: то, это, ничто, что-то, что-либо, что-нибудь, нечто, кое-что, всякое, всё, иное, любое, другое. Но этот местоименный ряд не является выразителем отдельного, самостоятельного языкового смысла. Он входит в языковой смысл «предмет» на правах его части. Вторая его часть в системе прономинальной лексики представлена местоименным рядом с условным началом кто-, кто? — тот, этот, никто, кто-то, кто- либо, кто-нибудь, некто, кое-кто, всякий, сам, иной, любой, другой. Огрублённо говоря, первый местоименный ряд представляет неодушевлённые предметы, второй — одушевлённые предметы. Следовательно, некоторые языковые смыслы включают в себя два и более частных значения. Дополним этот список: у языкового смысла «признак предмета» можно выделить: а) качественный и относительный признак; б) принадлежность кому-либо; в) порядок расположения единиц; у языкового смысла «процесс» — а) действие, б) состояние, в) отношение и т. д.

Н. Ю. Шведова, говоря о роли местоимений, совершенно справедливо утверждает, что «по уровню абстракции эта система стоит над всеми другими классами слов: она осмысляет устройство этих классов и их взаимные связи. Класс местоимений — это арсенал смысловых абстракций, заключённых в языке в целом; этим определяется роль местоимений в системе других классов слов». Но уже в следующем предложении предлагается категоричный вывод: «Спецификой местоимения как означающего (указующего, но не называющего) слова объясняется то, что оно не может быть названо “частью речи”: комплекс смысловых абстракций, сосредоточенных в системе местоимений, вступает в противоречие с формальной унификацией, обязательно присущей тем классам слов, которые традиционно именуются “частями речи”» [Шведова, 2005, с. 449]. Автор при этом исключает такой важный семантический, общий для всех местоименных слов признак, как наличие у них прономинального способа отображения, который, с одной стороны, отграничивает их от номинативной лексики, а с другой — объединяет их в особую «поперечную» часть речи, так как разрядовое значение, реализующее прономинальный способ отображения, накладывается не на одно категориальное значение, как у номинативных слов, а на все 5 основных значений: признак, признак предмета, количество и счёт, признак другого признака, состояние [см. об этом более подробно: Сидоренко, 1972; 1993 и др.]. Именно в этом прономинальная лексика реализует своё право на семантическую и грамматическую специфику, именно это качество дало ей возможность выступать в роли категоризаторов языкового смысла.

В своих работах Н. Ю. Шведова вводит термин «исходное» («вершинное») местоимение, передающее глобальное понятие. К исходным местоимениям она относит кто, что, какой и под. [Шведова, 2005, с. 452 и др.]. «Местоименный исход — начало, вершина языкового смысла пространство», — пишет автор [Шведова, 2005, с. 445]. Обратимся к толковым словарям. МАС даёт следующее толкование слова «исход»: «1. Книжн. устар. Действие по глаг. исходить² (в 1 знач.). Вход туда для всех открыт — Нет исхода уж оттуда. Пушкин... 2. Способ разрешить какое-л. затруднение, выйти из сложных обстоятельств. — Я знаю только, что мне надо выиграть, что это тоже единственный мой исход. Достоевский... 3. Окончание, завершение, конец. Год проходил к исходу. Григорович... || Результат, итог чего-л. Щукарь, донельзя довольный исходом дела, поймал вторую курицу...» [МАС, т. 1, с. 693— 694]. Имя прилагательное «исходный» трактуется как «начальный, отправной». Приведенное в МАС толкование в определённой степени соответствует реальному месту вопросительных местоимений с точки зрения появления их в системе прономинальной лексики и — более того — в формировании понятийной категории. Понятийное содержание, кроме местоименного категоризатора — вопросительного местоимения, может выражаться системой «ответных» прономинативов, а также номинативными словами, представленными знаменательными частями речи и расчленёнными единицами именования (предложно-падежными формами, словосочетаниями особого типа, лексиями, фразовыми номинантами — см. II главу). В этом плане вопросительное местоимение может быть и должно быть рассмотрено как наивысшая вербальная абстракция, с помощью которой отображается определённая смысловая категория. Но нельзя не учитывать время его появления в языке (в сопоставлении со временем появления соответствующей номинативной лексики), поэтому местоимения без дополнительной аргументации нельзя назвать «смыслопорождающей» категорией. Местоимение (прежде всего вопросительное) не порождает смысловую категорию, а появляется в языке лишь тогда, когда соответствующая категория осознана человеком и вербализована с помощью номинативных слов и синтаксических единиц (словосочетаний и придаточных частей сложного предложения). Приведём пример. Одними из самых сложных и поздно осознанных категорий объективной действительности являются категории причины и цели. В современном русском языке они богато представлены на уровне синтаксиса (предложными сочетаниями имён, словосочетаниями и придаточными частями сложных предложений), но единично — на уровне морфологии (существует около полутора—двух десятков наречий причины: сдуру, спьяну, сослепу, сгоряча, поневоле, спросонья, спроста, случайно, второпях, впопыхах и др.; примерно столько же — наречий цели: нечаянно, назло, нарочно, специально, наперекор, невзначай, зря, умышленно, наспех, преднамеренно, ненамеренно, бесцельно, неспроста, ненароком и др.). Сами же вопросительные местоимения причины и цели [почему?, отчего?, зачем?) появились сравнительно поздно — примерно в XV—XVI вв. Закономерен вопрос: могут ли местоимения служить исходом при формировании смысловой категории языка, которая уже сформировалась значительно раньше своего исхода? Отвечаем: нет. Более того, к сказанному добавляем, что в современном русском языке имеется такая смысловая категория, у которой отсутствует собственный местоименный ряд, — категория уступки. В современном русском языке нет наречий уступки; эта категория представлена на синтаксическом уровне с помощью предложных сочетаний (несмотря на непогоду), фразовых номинантов (несмотря на то что погода была ненастной или хотя погода была ненастной). В качестве вопроса об уступке используют предложно-падежные сочетания несмотря на что?, вопреки чему?

Языковой смысл «условие», хотя и имеет собственный вопросительный местоименный категоризатор когда?, вследствие вторичности его (он представляет собой функциональный омоним прономинатива когда со значением времени), редкого использования, неполного местоименного ряда является малоупотребительным; гораздо чаще этот языковой смысл представлен расчленёнными единицами именования: лексиями [при каком условии? — при этом условии, ни при каком условии), фразовыми номинантами [если решит задачу правильно). Наречия условия в современном русском языке не выработались.

Приведенные примеры, на наш взгляд, свидетельствуют о том, что языковые смыслы «условие» и «уступка» осознаны человеком, вербализованы в русском языке, но преимущественно — или единственно — на уровне синтаксиса с помощью системы расчленённых ономасиологических единиц. У категории уступки отсутствует вопросительный местоименный категоризатор и местоимения остальных семантических разрядов, то есть этот языковой смысл не выражен на уровне словных ономасиологических единиц (в русском языке нет наречий уступки).

Особый характер выражения в системе ономасиологических единиц имеет также, как было показано выше, языковой смысл «процесс». Языковым категоризатором являются в этом случае лексии что делать?, что сделать?, что происходит? и др.

Языковые смыслы формируются системой ономасиологических средств и в некоторых случаях могут не иметь собственного вопросительного местоименного средства. Объясняется это тем, что языковые смыслы, по нашим наблюдениям, формируются прежде всего на уровне синтаксиса (словосочетаний и придаточных предикативных частей сложноподчинённых предложений) и только по мере «созревания» языкового смысла переходят на морфологический уровень (вырабатывают

соответствующие наречия и ... вопросительные местоимения). Поэтому вопросительные местоимения, будучи условным началом местоименного ряда и категоризатором языкового смысла, на самом деле представляют собой не «исход», а являются свидетельством того, что данная смысловая категория осознана человеком и вербализована в языке. Это хорошо подтверждается словами В. В. Виноградова: «Нет ничего в морфологии, чего нет или прежде не было в синтаксисе и лексике. История морфологических элементов и категорий — это история смещения синтаксических границ, история превращения синтаксических пород в морфологические. Это смещение непрерывно. Морфологические категории неразрывно связаны с синтаксическими. В морфологических категориях происходят постоянные изменения соотношений, и импульсы, толчки к этим преобразованиям, идут от синтаксиса» [Виноградов, 1972, с. 31].

Н. Ю. Шведова вводит понятие «контаминации смыслов». Автор утверждает, что «контаминация смыслов может быть дотекстовой (досинтаксической) и внутритекстовой. Дотекстовая контаминация обнаруживается в слове, например при собирательности — кто или что и сколько (неопределённо много кого-чего-н.): зверьё, вороньё,

учительство; в отдельных словах: снова (как и когда), назло (зачем и как), устар. что (в значении 'зачем' и 'почему': Что ты жадно глядишь на дорогу? <Некр. >) и др.» [Шведова, 2005, с. 459]. На наш взгляд, в названных выше собирательных существительных отсутствует «контаминация» смыслов предметности (кто) и количества (сколько); в них выражен языковой смысл «предметность» с добавлением собирательности, которая не является языковым смыслом вообще; кроме того, для этих слов не является обязательным значение 'неопределённо много кого-чего-н.', например: Моё зверьё (кот и собака) чувствуют себя здесь очень хорошо. Вороньё, обитающее в сквере (несколько ворон), весной ссорится из-за гнёзд. Не убеждает трактовка слов снова и назло как контаминантов, да ещё дотекстовых. Только текст позволяет определить, какое значение вкладывает коммуникант в данное слово в предложении. Ср.: Не поступай назло людям (как?). Он опоздал назло, чтобы заставить сестру поволноваться (зачем?). Кроме того, это явление принято называть синкретизмом, а не контаминацией. К сожалению, смешение понятий «синкретизм» и «контаминация» отмечается и у других лингвистов, например, у В. В. Бабайцевой, которая, наоборот, контаминанты, совмещающие в себе некоторые дифференциальные признаки разных уровней двух частей речи одновременно, отнесла к явлениям «зоны синкретизма» (см. раздел «Синкретизм в языке и речи» в монографии В. В. Бабайцевой «Явления переходности в грамматике русского языка» [Бабайцева, 2000, с. 234—293]). Речь идёт о причастиях, совмещающих некоторые дифференциальные признаки глаголов и имён прилагательных; деепричастиях, объединяющих признаки глаголов и наречий, и т. п. Объясняется это сложностью проблемы, неразработанностью теории «промежуточных», «маргинальных» явлений. Мы считаем, что к контаминантам следует относить единицы третьего уровня, совмещающие в себе некоторые признаки (иногда — в трансформированном виде) двух смежных единиц, то есть причастия, деепричастия, так называемые «относительные местоимения», слова типа ноль, тысяча, миллион и под. В них происходит объединение свойств не одного уровня (лексического, морфологического или синтаксического), а нескольких сразу [подробнее об этом см.: Сидоренко, 2004, с. 21—30]. Синкретизм характерен для одного уровня (как правило, синтаксического), когда одна и та же словоформа или предложно-падежная форма может быть рассмотрена как два члена предложения в зависимости от позиции, определяемой исследователем. Н. Ю. Шведова называет это явление внутритекстовой контаминацией и приводит следующие примеры: приказ командира (кого и чей), рассказ о событиях (о чём и какой), ночь без сна (без чего и какая), у нас тишь да гладь (у кого и где), случилось ещё при царе (при ком и когда) и под. Вызывает сомнение попытка автора, объединившего языковой смысл «предметность» и языковые смыслы «признак предмета» (кого и чей), «темпоральность» (при ком и когда), назвать это контаминацией, то есть появлением единицы третьего порядка, в то время как определение смысла зависит только от избранной автором точки зрения и, как правило, побеждает синтаксический подход: синтаксическая и смысловая нагрузка предложнопадежной формы при царе рассматривается как темпоральная, а не предметная.

Синкретизм языковых смыслов, проявляющийся в речи (на уровне синтаксиса), представляет собой, по нашему мнению, один из интересных и наиболее трудных аспектов изучения языковых смыслов. Описание объединяемых в словосочетания ономасиологических единиц, выражающих разные языковые смыслы, может способствовать выявлению синкретизма в мышлении человека, поэтому задачей дальнейшего исследования должно стать прежде всего описание всех случаев возможного объединения нескольких языковых смыслов в одной ономасиологической единице. Приведём несколько примеров: Ты что переходишь дорогу именно в этом месте? (что? = почему?; что = зачем?), Когда летние дожди не останавливаются неделями, овощи на наших огородах пропадают (когда = если; когда = в то время как). Наблюдения над подобными примерами позволяют высказать предположение о возможном объединении в исторические времена языковых смыслов «причина» «цель» (для подобных случаев существует даже специальный термин: мотивация — см. первый пример); «времени» и «условия» — см. второй пример и т. д. Описание всех случаев выражения синкретизма языковых смыслов в современном русском языке и сравнение полученных данных с фактами истории языка, безусловно, будет служить вкладом в теорию соотношения языка и мышления.