Причины трансформаций и рождение современного субъекта.
Размышления Фуко о причинах исторических трансформаций способов субъективации (в его интерпретации, как мы видели, эти трансформации сводятся преимущественно к замене принципа ер1те1е1а йеашои на принцип §пб11п БваШоп), идут в двух направлениях. Прежде всего он указывает на изменения моральных принципов западного общества — появление в нем христианской «неэгоистической» этики (заметим, что снова его перспектива здесь — взгляд из настоящего): «...Моральные нормы западного общества претерпели фундаментальную трансформацию. Сегодня нам сложно основывать строгую мораль и твердые принципы на предписании заботиться о себе больше, чем обо всем остальном. Мы скорее склонны воспринимать заботу о себе как нечто аморальное, как способ отказа от любых правил. Мы унаследовали традицию христианской нравственности, которая делает отречение от себя условием спасения. Познание себя парадоксальным образом стало способом отречения от себя.
Мы также унаследовали секулярную традицию, считающую внешний закон основой морали. Как в таком случае уважение к себе может быть основой нравственности? Мы унаследовали социальную мораль, обнаруживающую правила допустимого поведения в отношениях с другими людьми. Начиная с XVI столетия критика общепринятой морали предпринималась во имя ценности признания и познания себя. Таким образом, сложно рассматривать заботу о себе как совместимую с моралью. “Познай самого себя” заслонило “Позаботься о самом себе”, поскольку наша мораль, мораль аскетизма, требует отказаться от самого себя» [Фуко, 2008 (б), с. 102-103].
Вторая причина трансформаций — это тот новый способ философствования, появившийся в XVII в. («картезианский момент»), о котором подробно говорилось выше: «...В теоретической философии, начиная с Декарта и заканчивая Гуссерлем, знание о себе (мыслящий субъект) приобретает все большую значимость в качестве первого шага в теории знания» [Там же, с. 103].
Исследователь творчества Фуко Фредерик Гро резюмирует общую картину рождения новоевропейской субъективности, очерченную в его работах, следующей формулой: «античному субъекту правильного поведения на новоевропейском Западе пришел на смену субъект истинного познания» [Гро, 2007, с. 570]. Другой исследователь, обобщая эту картину, подчеркивает, что рождение новоевропейского субъекта, по Фуко, произошло сравнительно недавно: “Человек”, обладающий самосознанием, рефлексивный и творческий автор научного знания и наделенный силой агент прогрессивной социальной трансформации, является недавним продуктом многовекового процесса, который может восходить в своих истоках через различные ветви христианства и мистицизма к греческому стоицизму» [Дикон, 2008, с. 36]. К этим обобщающим формулировкам следует добавить, что Фуко не представлял генеалогию современного субъекта в виде процесса последовательных изменений практик субъективации. В частности, он указывал на существование элементов «заботы о себе» в более поздние эпохи: «Я не думаю, что культура себя исчезла или ушла в подполье. Можно обнаружить множество элементов, которые были просто интегрированы, перенесены, повторно использованы в христианстве». Особенно отчетливо эти элементы, по его мнению, проявились в ренессансный период: «В эпоху Возрождения также можно наблюдать — и здесь я отсылаю к знаменитому тексту Буркхардта, посвященному эстетике сушествования, — героя как собственное произведение искусства. Идея того, что из собственной жизни можно сделать произведение искусства, — это идея, которая была безусловно чужда Средним векам и которая вновь возникает в эпоху Ренессанса» [Фуко, 2008 (а), с. 156-157].
Фуко и Буркхардт. Обращение Фуко к Буркхардту в приведенной выше цитате показательно — в изучении генеалогии европейского субъекта его многое объединяет со швейцарским историком. Прежде всего сама перспектива рассмотрения проблемы, взгляд из сегодня, то, что он называл «историей настоящего». Обоих, всущности, интересует один и тот же вопрос: когда и как появился современный субъект-личность-индивид-Я? Кроме того, оба подчеркивают, что этому появлению способствовали вполне определенные исторические условия (у Буркхардта, как было отмечено выше, это в первую очередь политическое устройство итальянских государств и обращение к Античности; у Фуко — христианство и «картезианский момент»). Можно также добавить, что оба, разделяя во многом взгляды Ницше, не признают представлений современного им историографического мейнстрима о последовательном прогрессивном развитии человеческой истории и соответственно о поступательном развитии субъективности.
И все же в известном смысле взгляд Фуко является антибуркхардтов- ским. Буркхардт исходил из того, что индивидуальное Я как некая онтологическая данность существовало в человеческой истории всегда, хотя долгое время лишь в некоем латентном виде, подобно семени растения, оживающему при определенных обстоятельствах. Оно долго «дремало», пока в эпоху Возрождения, создавшую для него благоприятные условия, вдруг не проросло. Фуко же, во-первых, говорит не о субъекте как онтологической данности, а о практиках, порождающих субъекта; и, во- вторых, он не дает на занимающий обоих вопрос однозначного ответа: появление современного субъекта он связывает и с христианством, и с «картезианским моментом», и с эпохой Просвещения.
