СУБЪЕКТИВНОСТЬ, ЛИЧНОСТЬ И ИДЕЯ САМОСТИ

С. Шовье

The modern theory of subjectivity generally states the following: we have a primitive and immediate relation to ourselves which is the basis of our relation to the rest of the world. Locke’s invention is that the notion of the human individual and the notion of the person have different meaning although they refer to the same object. The human person is the human being that has a certain idea of itself. In other words, the person is the human individual taken together with the idea of itself which is contained in it. If we could totally change the content of this idea there would be a new person. It is consequently the self that makes the person. It can be further described as a card index of autobiographical matters. Thus we could define Locke’s concept of person in the cognitivist and non-substantialist sense. The personal identity isn’t the identity of a substance but the identity of an idea.

Современная теория субъективности и ее апории

1.1. Что мы понимаем под «современной теорией субъективности»? Винсен Декомб в своей работе «Дополнение к субъекту» (2004)[1] связывает характеристику того, что мы есть, с «отношением к себе» или — в соответствии с более распространенной терминологией — с бытием для себя. Уточним эту мысль.

Сегодня среди ученых обсуждается такой вопрос: можно ли говорить, что субъективность — это современное открытие и что авторы, писавшие ранее эпохи Нового времени (XVII в.), не признавали субъективность.

В некотором смысле совершенно ясно, что не стоило ждать наступления Нового времени, чтобы заметить, что мы способны говорить от первого лица или размышлять о наших собственных мыслях или ощущениях. Как показывают, к примеру, авторы сборника «Генеалогии субъекта» под редакцией Оливье Бульнуа[2], в античной и средневековой философии, в особенности у Пьера-Жана Оливи (1248—1298), можно найти характеристику нашего бытия с акцентом на сознании самого себя и осознании своих внутренних познавательных особенностей.

Тем не менее, стоит заметить, что одно дело — осознавать способности, которые мы имеем; другое — ассоциировать использование этих способностей с модусом особого бытия, или, если хотите, с новым онтологическим или метафизическим делением. То, что совершенно точно свойственно современности, так это видеть в способности мыслить от первого лица не психологическую способность среди прочих, но способность, которая определяет для того, кто эту способность имеет, модус специфического бытия. Этот модус бытия состоит прежде всего в существовании, соотнесенном с самим собой, до соотнесения себя с миром и до существования в мире. Так, в Новое время появляются проблемы, неизвестные предшествующей философии: субъективный идеализм и солипсизм, или вдругом регистре, проблема свободы, понимаемой как самодетерминация.

  • * Стало быть, под «современной теорией субъективности» можно понимать идею очень общую и разделяемую большим количеством современных философов, а именно идею о том, что мы имеем простое и непосредственное отношение к нам самим, в глубине которого мы можем, уже во вторую очередь, иметь отношение к остальному миру.
  • 1.2. Однако эта современная теория субъективности, понятая как непосредственное отношение к себе, как бытие для себя, стала в современной философии предметом двух очень разных типов критики и в разной степени радикальных.

Первая критика, расцвет которой во французской философии приходится на конец XX в. (Фуко, Делез, Деррида и др.), направлена не столько на внутреннюю связность этой теории, сколько на ее внешнюю адекватность. Указанные авторы не оспаривают связность концепта отношения к самому себе, они просто отрицают, что отношение к самому себе составляет наше бытие, потому что а) мы непроницаемы для нас самих (теория бессознательного); б) мы бессильны перед тем, что возникает в нас (психосоциальный детерминизм).

Но есть и другой тип критики, более радикальный, который идет главным образом от Витгенштейна. Эта критика направлена на внутреннюю связность концепта субъективности как отношения к себе или как бытия для себя. Проще говоря, суть критики состоит в том, что современная концепция субъективности как отношения к себе опирается на ошибочную интерпретацию лшис/с/шя от первого лица, т.е. мышления посредством местоимения «я». Эта интерпретация ошибочна, поскольку она построена по аналогии с интерпретацией перцептивного мышления втретьем лице. Так, чтобы судить о том, что этот пес смотрит на меня, я должен сначала воспринять, что именно до этого пса мне есть дело и что именно он на меня смотрит. Таким же образом чтобы вынести суждение о том, что я думаю, что пойдет дождь, нужно, чтобы я заметил одновременно, что а) я об этом думаю; б) именно у меня возникла эта мысль. Отсюда неизбежно удвоение субъекта в нем самом. Каждый из нас являлся бы тогда большим человеком, у которого имеется маленькое ego, и оно наблюдает изнутри за тем, что делает большой человек[3]. Это то, что один авторитетный комментатор Витгенштейна назвал «мифом о внутреннем человеке»[4].

Эта критика кажется нам обоснованной[5]. Но если согласиться с ее основанием, если признать, что значительная часть современной философии опирается на патологическую интерпретацию того, что нам позволяет мыслить в первом лице, говорить «я», то должно ли это заставить нас отказаться от концепта субъективности как отношения к себе; оставить идею о том, что мы существа, живущие с оглядкой на самих себя, придающие значение самим себе, заботящиеся о самих себе и т.д.?

Ответ на этот вопрос зависит от того, можно ли предложить объяснение такого отношения к себе, которое не происходило бы через удвоение субъекта в нем самом, через введение маленького субъекта в большой.

Именно это не удвоенное объяснение я хотел бы предложить, вдохновляясь концепцией личности, развернутой Джоном Локком в гл. 27 кн. II «Опытов о человеческом разумении».

  • [1] Декомб В. Дополнение к субъекту. Исследование феномена действий от собственного лица. М.: НЛО, 2011.
  • [2] Boulnois О. G?n?alogies du sujet. Paris: Vrin, 2007.
  • [3] Это удвоение субъекта в нем самом прекрасно выражено Кантом в следующем пассаже: «Я сознаю самого себя — эта мысль заключает в себе уже двойноеЯ: Я как субъект и Я как объект. Каким образом я, мысля, сам могу быть для себяпредметом (созерцания) и потому могу отличить себя от самого себя, — этого никакнельзя объяснить, хотя это факт несомненный; он обнаруживает, однако, способность, стоящую настолько выше всякого чувственного созерцания, что она, какоснование возможности рассудка, в результате создает пропасть между нами и животными, приписывать которым способность обращаться к себе как к Я у нас нетпричины; эта способность позволяет догадываться о бесчисленном множестве самостоятельно составленных представлений и понятий. При этом, однако, имеется ввиду не двойственность личности, а только то, что Я, которое я мыслю и созерцаю,есть личность. Я же объекта, созерцаемого мною, есть вещь подобно остальнымпредметам вне меня» (Кант И. О вопросе, предложенном на премию КоролевскойБерлинской академии наук в 1791 г.: какие действительные успехи сделала метафизика в Германии со времен Лейбница и Вольфа? // Кант И. Сочинения: в 6 т. Т. 6.М.: Мысль, 1963. С. 190).
  • [4] Bouveresse J. Le mythe de l’int?riorit?. Paris: Minuit, 1987.
  • [5] О систематическом изложении этой критики см. нашу статью: Chauvier S. Сеque “je” dit du sujet // Les ?tudes philosophiques. 2009. No. 1. P. 117—135.
 
Посмотреть оригинал
< Пред   СОДЕРЖАНИЕ ОРИГИНАЛ   След >