ПРЕДИСЛОВИЕ
Вопреки заявлениям «постмодернистской» философии, провозгласившей смерть субъекта, в последние годы происходит его триумфальное возвращение — как в культурологии и социальных исследованиях, так и в философии. Раздаются даже призывы к созданию «антипроекта субъективности». В этом история понятия субъекта чем-то похожа на историю понятия Бога, которое — после, казалось бы, окончательного приговора Фридриха Ницше — вновь всплывает в актуальном дискурсе о «постсеку- лярной эпохе». Ответ на вопрос «что после субъекта?» может быть только одним: философия не будет философией, если не будет снова и снова воспроизводить «функции субъективности» (Ж.-Л. Марион).
Субъект неизбежно присутствует в нашей мысли о человеке, личности, Я. Однако очевидно и то, что изобретению фигуры современного субъекта предшествует большая и насыщенная парадоксами история. Она начинается с аристотелевского и7ток?1|Д?Уом и приходит к своему завершению в фигурах картезианского со§йо и кантианского трансцендентального субъекта. Разобраться в этой истории субъективности, выявить основные этапы формирования модели субъекта — вот лейтмотив и движущая сила философской генеалогии субъекта, в равной мере обязанной археологическому методу Мишеля Фуко и методу «феноменологической деструкции» Мартина Хайдеггера. Найти момент рождения субъекта, когда мысль о нем только складывалась, указать место развилки путей, где осуществился выбор, произошло расщепление, обернувшееся забвением одного аспекта мысли в пользу другого. Догадка о том, что такая точка бифуркации существует (а может быть, и несколько?), образует нерв большинства постхайдеггерианских и постфуколдианских исследований. Они обнаруживают новые ресурсы в истории античной и средневековой философии и вскрывают глубинные археологические пласты нашей мысли о человеке.
Дискретность, мозаичность сознания индивида в современном обществе, исчезновение базовых механизмов самоидентификации, разрушение понятия о личности как целом, отсутствие интегрирующей связи между разными картинами мира и ролевыми практиками — вот лишь некоторые вызовы постсовременного общества, которые очевидно стоят перед философией, возвращающейся к проблеме субъекта. Приоритетной в данном контексте, однако, выступает не антропологическая, психоаналитическая или социально-теоретическая, а онтологическая постановка вопроса. Такая постановка вопроса о субъекте предполагает выход из режима восьмой гипотезы «Парменида» и новое обращение к проблеме тождества или идентичности.
В монографию «Субъективность и идентичность» вошли исследования, целью которых является реконструкция генеалогии представлений о субъекте от Античности и Средних веков до Нового времени; отдельное внимание уделяется критике классического представления о субъекте в философии XX в. Вместе с тем авторы монографии видели свою задачу в том, чтобы продемонстрировать ограниченность постмодернистской концепции «смерти субъекта» и выявить новые способы историко-философской, культурологической, онтологической и логической экспликации классических проблем субъективности и идентичности.
Проблемы субъективности и идентичности являются одной из центральных тем современной французской философии. Направление исследований определяется главным образом французской интеллектуальной традицией второй половины XX в., а также институциональными исследовательскими группами, объединяющими междисциплинарные подходы к изучению субъективности и идентичности: история и генеалогия понятия «субъект», метафизика, онтология и феноменология субъекта, идентичность и ее политические смыслы. В данной монографии отражены результаты двухлетней совместной исследовательской работы с группой «Identit? et subjectivit?» (Университет г. Кана, Франция), возглавляемой Винсеном Карро.
Так как книга предназначена в первую очередь для специалистов в области истории философии, онтологии, логики и культурологии, рубрикация вошедшего в нее материала ориентирована на дисциплинарное деление, принятое в российской практике преподавания этих наук: в первом разделе помещены работы историков философии, основывающиеся на античных, средневековых, новоевропейских и современных источниках, во втором — работы специалистов по логике, эпистемологии и философии языка, в третьем — исследования по проблемам истории и философии культуры.
Первый раздел открывается статьей И.В. Макаровой, которая реконструирует истоки европейского представления о субъекте как принципе тождества многообразного. Становление понятия «субъект» в античной философии рассматривается через его сопоставление с штоке (jaevov Аристотеля, трактуемого не только как грамматическое и логическое подлежащее, но и как внутренняя субстанциальная основа (форма), материя и индивидуум (первая сущность). Связывая с субстратом первую сущность, Аристотель не только дает наиболее полное понимание субъекта как самостоятельно для себя существующего носителя всех свойств, ни о чем кроме своего существования не сказывающегося, но и закладывает основу для дальнейшего развития его антропологического истолкования как разумного и свободного деятеля и самоопределяющейся личности.
Ж. Лоран в своем исследовании «Четыре personae у Панеция и Цицерона: множественная личная идентичность» сосредоточивается на анализе понятия «persona» в философии эпохи эллинизма и Римской империи, приходя к выводу, что до христианской персоналистической философии индивид понимался скорее кактот, кто играет различные роли, не различая между собой и маской. В статье А. В. Михайловского «Субъект как ипостась: философское учение Леонтия Византийского о личности» обсуждается гипотеза о необходимости продолжения проекта «феноменологической деструкции» М. Хайдеггера в отношении философско- богословского языка патристики. Рассматривая различие между «ипостасью» и «природой», которое проводит этот ключевой представитель постхалкидонского богословия, автор указывает на «непредметное» (не- реифицированное) понятие ипостаси, которое дает шанс на восстановление целостности «усеченного» новоевропейского субъекта.
Феноменологическая деструкция находится и в центре внимания Винсена Карро. «Вопрос кто'? Ego и Dasein» — это неожиданный взгляд на традиционную тему картезианского субъекта. Автор ставит под сомнение хайдеггеровскую критику cogito и пытается выявить в «Размышлениях о первой философии» (а именно во «Втором размышлении») Декарта скрытые экзистенциальные характеристики ego, отсылающие к фундаментальной аналитике Dasein в «Бытии и времени». Г.В. Вдовина в статье «Интенциональная жизнь и тождество личности в схоластике XVII в.» разрабатывает малоизученную тему так называемой «второй схоластики», анализируя протофеноменологическую концепцию личностной идентичности, которую развивали философы- иезуиты Томас Комптон Карлтон и Хосе де Агилар.
Дилеммы современных концепций субъективности пытается выявить через новое прочтение Д. Локка Стефан Шовье в статье «Субъективность, личность и идея самости». А С.Е. Крючкова исследует принцип «тождества неразличимых» Г.В. Лейбница, поднимая проблему самоконст- руирования индивида. В полемике с Локком Лейбниц обосновывает, что тождество человеческого существа как субстанции есть необходимое и достаточное условие тождества человеческой личности, приводя ряд аргументов, которые и сегодня являются предметом научных дискуссий и активно обсуждаются представителями различных философских течений при рассмотрении проблемы идентичности.
П.В. Соколов в своем оригинальном исследовании «Критика “эгоцентрической” эпистемологии и когнитивное достоинство предрассудка» дает первый опыт анализа функционирования картезианской категории предрассудка в эпистемологических проектах Вико и Ньютона — авторов, известных своим критическим отношением к «методу» Декарта. Предпринятое здесь изучение функций категории предрассудка в эпистемологии Вико и Ньютона призвано дополнить многочисленные истории рецепции картезианской философии определенности.
Мысль о субъекте как ипостаси/личности получила развитие в русской философии начала XX в., одним из видных представителей которой являлся С.Н. Булгаков. Так, в статье А.П. Козырева «Ипостась против индивидуальности» показывается, что личность не только имеет метафизическое основание вне себя самой, превышает свое собственное самосознание, но и является сферой религиозного опыта, интегралом всех духовных способностей и сил человека.
В трех заключительных статьях раздела предметом анализа являются философские концепции субъективности, возникшие под влиянием феноменологии Э. Гуссерля и М. Хайдеггера и исходящие из первенства «различия» над «тождеством» в понимании субъекта. Так, Т.П. Л ифинцева в статье «Проблема интерсубъективности в философии XX в.: Я и Другой» исследует понятия интерсубъективности и Другого в современной европейской философии, З.А. Сокулер в работе «Пассивнее самой пассивности» обращается к концепции «воплощенного субъекта» у французского философа еврейского происхождения Эммануэля Левинаса и выявляет ее существенные отличия от классического концепта субъекта (конечность, смертность, уязвимость, аффективное, а не познавательное отношение к миру). Наконец, А.В. Ямпольская в статье «Страсти по субъекту» обращается к проблеме пассивной субъективности в интерпретации одного из представителей французской религиозной феноменологии Мишеля Анри. Концепция пассивной, или «страстной», субъективности, разрабатываемая Анри, основана на предпосылке, согласно которой человеческая самость конституируется в процессе само-воздействия Жизни. Я дано самому себе не в теоретическом рассмотрении, не в рефлексии, но в переживании страсти, в претерпевании эмоциональных состояний. Автор приходит к выводу, что тезис Анри о тождестве страсти и мысли следует понимать скорее как пример философского праксиса, нежели как научное описание бытования Я.
Логико-эпистемологический раздел открывается статьей Е.Г. Драгалиной-Черной «Интенциональное тождество: case-study для аналитической феноменологии», посвященной частной проблеме логики и аналитической феноменологии, однако прекрасно демонстрирующей актуализацию в современной философии онтологических постановок вопроса.
Далее молодой исследователь В. В. Долгоруков ставит вопрос о «прагматике аргументов к субъективному опыту». На материале аргументов Дж.Э. Мура в статье «Доказательство внешнего мира» и анализа жестов и когнитивных структур Р. Нуньеса автор рассматривает проблему субъективного опыта в аналитической традиции. Е. Н. Лисанюк в статье «Ответственность и идентичность субъекта» формулирует определение ответственности как особого четырехстороннего отношения субъектной легитимации между представлениями субъекта о совершенных или планирующихся действиях, с одной стороны, и представлениями об отличных от них действиях, могущих потребоваться вследствие выполнения (невыполнения) действий первой группы; на основе данного определения выявляется логическая и прагматическая структура отношения ответственности и предложена соответствующая классификация видов ответственности. А предметом анализа в статье В.Н. Брюшинкина выступает логика, эпистемология и социология идентичности. Автор полагает, что российская традиция изучения идентичности испытывает недостаток в методологических исследованиях. А потому для обеспечения объективности информации, получаемой в результате социологических исследований, необходимо проработать логические и эпистемологические предпосылки исследований идентичности. Таким образом, в статье рассматриваются формы суждений об идентичности, описан предикат идентичности и предложена методика повышения объективности социологических исследований идентичности при помощи социальнопсихологического тестирования. Эта методика опробована на примере предиката идентичности «быть европейцем».
Историко-культурологический раздел открывается статьей Ю.П. Зарецкого «История европейской субъективности Мишеля Фуко». Автор обозначает основные вехи в истории изучения феномена субъекта историками культуры (например, Я. Буркхардтом), анализирует основания исторической перспективы рассмотрения проблемы у М. Фуко (континуитет-дисконтинуитет в истории, смена эпистем и др.) и прослеживает генеалогию европейского субъекта в ключевых работах «Субъект как конструкт властных отношений» и «Забота о себе».
Примером исторического исследования генеалогии европейского субъекта является статья Ю.В. Ивановой «Пути формирования авторского Я в ренессансной литературе». Исходя из того, что история авторского самосознания в литературе является одной из важнейших составляющих истории новоевропейского субъекта, автор статьи показывает, как в сочинениях авторов XIV—XVI вв. — Данте, Ф. Петрарки, Лоренцо Великолепного, М. Фичино, Э. С. Пикколомини, Дж. Понтано и П. Бембо — формируется радикально новый по отношению к предшествующей литературной традиции антропологический тип. Внимание исследовательницы сосредоточено на тех сторонах деятельности по формированию этого типа, которые можно было бы назвать нелегитимными: на способах эксплуатации авторитета предшествующей литературной или исторической традиции в конструировании ренессансными писателями собственного образа и применении к повествованию о собственной внутренней жизни тех герменевтических процедур, которые были выработаны христианской экзегезой и применялись к текстам, обладающим сакральным статусом.
Завершается монография фундаментальным исследованием В.Н. Поруса, который обосновывает необходимость эпистемологического анализа центральных понятий современной философии культуры: культурной идентичности и культурной самоидентификации. В работе убедительно показывается, что культурная самоидентификация — «многомерный» объект эпистемологического исследования, который «восстанавливается» из своих «одномерных» или «плоскостных» проекций, предлагаемых социологией, этнографией, психологией и другими культурологическими дисциплинами. Особую роль в этом «восстановлении» играет философия культуры. На фоне панорамы современного кризиса коллективных и индивидуальных идентичностей особую остроту и актуальность приобретает не только теоретический вопрос о субъекте и тождестве, но и практическое требование вернуть культуре ее нормативный характер.