Эволюция российского телевидения — явление уникальное
В народном сознании до сих пор существуют две точки зрения. Согласно первой — нынешнее телевидение несопоставимо лучше прежнего. Согласно второй — прежнее несопоставимо лучше того, что мы видим сегодня. Оба эти утверждения справедливы как частные проявления истины.
Что же касается самой истины, все еще не осознанной обществом, обе стадии нашего телевидения не лучше и не хуже друг друга, поскольку в диапазоне мирового вешания они уникальны. Под уникальностью я имею в виду не высшую степень превосходства, а исключительность — непохожесть на все остальное.
Драматизм усугубляется еще и тем, что новое поколение зрителей прежнего телевидения не знает, а новое поколение руководителей телеканалов ведет себя так, словно этого прошлого не существовало, а все, что было до них, — сплошная пропаганда и политическая цензура.
Между тем телевидение в нашей стране начиналось прежде всего как канал просвещения и культуры. Наиболее типичным газетным заголовком публикаций о телевидении 1950-х годов было «Телевидение — искусство миллионов». Первая книга о телевидении называлась «Телевидение как искусство» (1962), вторая — монография Владимира Саппака «Телевидение и мы» — рассматривала эфир как предтечу новой фазы искусства. Она стала библией телевизионщиков 1960-х. Эфир удивлял художественными поисками в сфере телевизионного театра и телекино.
«Телевидение стало великим продолжателем культуры, современным хранилищем человеческого гения, всего лучшего, что создано им за тысячелетия развития». Это фрагмент из предисловия к сборнику «Откровения телевидения», изданному в 1976 г.
Но не менее очевидным было стремление властей превратить телевидение в инструмент централизованной пропаганды. Андрей Вознесенский не случайно назвал Останкинскую телебашню «шприцем для идеологических инъекций».
Уникальность российского телевидения состояла именно в этом «противоестественном» сочетании просвещения и политики (диктатуры идеологии). К тому же в 1962 г. наше телевидение стало бюджетным, прямым аналогом финансовой структуры телевидения нацистской Германии 1930-х годов.
Не менее уникальным было превращение нашего телевидения в коммерческое вешание (за исключением канала «Культура»), «Исчадие ада», как мы называли прежде западное вещание, превратилось в «обитель рая» в начале 1990-х годов. И если бы книга под названием «Телевидение как искусство» вышла в наши дни и была посвящена сегодняшнему вещанию, автора назвали бы злым шутником, циником, способным на откровенные издевательства.
Для большинства американских и российских зрителей телевидение было бесплатным. «Телевидение формирует граждан, которыми легко управлять», — заметил западный философ, но это утверждение еще в большей степени относилось к нашему телевидению.
Чем были советские теленовости и советская телехроника — образом времени, как называли себя ее создатели, или мифом о времени? Что общего между советской диктатурой идеологии и сегодняшней диктатурой рейтинга? Между психологией рекламы и психологией пропаганды?
Различие состояло в цензуре. Политическая цензура была реакцией на опасные мысли, которые требовалось немедленно устранять, коммерческая — реакцией на наличие всякой мысли вообще.
В результате многие творческие поиски и достижения исчезли. Например, телевизионный театр ушел в безвозвратное прошлое, а телекино все чаще стало сниматься по законам шоу-бизнеса.
В 1989 г. я впервые попал в США (до этого был невыездным), где мне подарили толстенную книгу — аннотированный сборник всех трех национальных каналов американского телевидения.
Прочитав ее, я еше раз понял, что история телевидения — это история его рубрик, а история рубрик — история его жанров, которые прибавляются с каждым десятилетием, как годовые кольца на дереве.
Не всегда эти жанры принимаются на ура. Легендарную передачу «Загадка НФИ», которую многие исследователи считают чуть ли не началом нашего телевидения, ее автор, Ираклий Андроников смог показать, буквально обманув редакцию.
«Мы хотим познакомить нашего зрителя с вами, знаменитым мастером устных рассказов, — обратился к нему режиссер. — Только рассказ не должен продолжаться больше пяти минут. Зритель не выдержит, не воспримет более длинного монолога. Это закон телевещания и наше условие. Учитывая ваш авторитет, мы можем дать вам шесть минут. Какой рассказ вы прочитаете?». Андроников, слукавив, ответил, что не может выбрать с ходу, тем более что завтра на две недели уезжает в командировку, и попросил поставить его выступление через две недели, последним в программе. «Так какой рассказ»? — спросили его через две недели. — «Загадку НФИ». — «И сколько она длится?» — «Час». Редакция пришла в ужас, но о выступлении Андроникова заранее сообщили в газетах, так что пути назад уже не было.
Передача прошла, произвела фурор, стала сенсацией.
Но только через несколько лет вещатели поняли, что «телевизионный рассказчик» — органичный экранный жанр. Иначе мы никогда не узнали бы таких ведущих, как Юрий Лотман, Эдвард Радзинский, Виталий Вульф. Артем Варгафтик.
Через 44 года история с «законом телевещания» повторилась. Режиссер Олег Дорман снял восьмисерийный «Подстрочник» — монолог переводчицы Лилианы Лунгиной. Все каналы, куда он предлагал свой сериал, сказали, что фильм интересен, но совершенно нетелевизионен. И лишь 11 лет спустя его показали на Российском канале. Успех был абсолютен, режиссеру присудили награду «ТЭФИ», но он ее не принял — 11 лет мытарств оказались для него весомее наступившего признания.
Когда-то я собирался написать книгу о передачах столетия на нашем телеэкране. Она начиналась бы с «Загадки НФИ». Затем шел бы рассказ о знаменитой эстонской передаче «Сегодня, 25 лет назад». Она посвящалась Второй мировой войне и строилась по календарному принципу — продолжалась пять лет (включая войну с Японией), и вещание шло именно в те дни и даже часы, когда 25 лет назад происходили самые значительные эпизоды войны. Следующим в книге был бы телецикл «Контрольная для взрослых», авторы которого — ленинградские документалисты — следили за своими героями с шестилетнего возраста в течение 17 лет. А в 1986 г. аудиторию поразили телемосты с США (Владимир Познер и Фил Донахью). «Я пишу в состоянии психологического шока, не могу до сих пор успокоиться», — писала зрительница об общении «рядовых граждан на высшем уровне». Это было начало развития жанра, но продолжения не последовало.
Конфронтациям нашего телевидения с Украиной, Белоруссией, Грузией мы обязаны не рядовым гражданам этих республик, а политологам. Это они с успехом превращали средства массовой информации в средства массовой конфронтации.
10 лет существовал на экране телецикл Алексея Погребного о семье фермеров («Лешкин луг»), С 1996 г. начался сериал коллективных воспоминаний «Старая квартира». Дискуссионные телециклы «Глас народа» и «Свобода слова» собирали аудиторию НТВ. Поражали зрителей передачи «Уроки русского», создаваемые «Авторским телевидением». Замыкался век «Подстрочником» (1998).
История жанров лежит в основе преподавания. На моих книжных полках о телевидении десятки книг на темы «телевидение и литература», «телевидение и кино», «телевидение и театр», «телевидение и музыка». Сегодня эти книги стали раритетными. Приоритет культуры вытеснен ставкой на развлечение. Экран заполонили профессиональные исторгатели юмора и попса. Место теории жанров занял коммерческий «телеформат» (известно расхожее выражение «не наш формат»),
У кафедры телевидения МГУ были постоянные конфликты с Гостелерадиофондом. Программы для просмотра студентов выдавались лишь иногда и «в порядке исключения», пока мы не принялись создавать свой видеофонд. К 1980-м годам наш фонд был самым крупным, не считая Гостелерадио. Но с технической сменой носителей фонд погиб. С появлением домашних видеомагнитофонов я начал создавать свой домашний учебный видеофонд — записывать передачи и фильмы не только социально важные, но и новаторские в жанровом отношении. В моем доме около 1000 кассет, половина которых — четырехчасовые. Но кассетные видеомагнитофоны сегодня тоже в прошлом. А перезапись кассет на диски — дело длительное и трудоемкое.
Теперешний Гостелерадиофонд работает гораздо успешнее, и по указу президента его архивы должны быть доступны для учебных заведений, хотя я уверен, что многие жанровые новации в нем вообще отсутствуют. Для учебных занятий преподавателям необходимы программы (типа «Старой квартиры»), многих из которых уже нет или они сохранились лишь в запасниках вещательных редакций. Необходима также литература о творческих направлениях в телевидении, которая отчасти возобновилась лишь с 2003 г. в издательстве «Аспект Пресс». И, наконец, совершенно необходим музей телевидения, о важности которого я слышу уже с 1955 г.. В последние годы возник виртуальный музей в Интернете, где можно познакомиться с некоторыми книгами. Но реального музея отечественного телевидения как не было, так и нет, хотя во многих странах они давно уже существуют. Несколько лет назад меня попросили набросать проект такого самоокупаемого музея. Я составил проект на 10 страницах. Он был с благодарностью принят, но на этом дело и кончилось.
В чем смысл телевидения? В том, чтобы оно было способно сплотить электронной коммуникацией человечество в единое сообщество людей культуры. Но отвечает ли наше сегодняшнее телевидение этой задаче?
В последней книге замечательного телекритика и социолога Всеволода Вильчека, опубликованной в 1987 г., автор писал о том, что российское телевидение приобщает три четверти нашего населения к художественной культуре. Сегодня наше телевидение отторгает население от культуры. «Мы живем в мире полуобразованных людей», — заметил недавно ушедший от нас Виталий Вульф. «Мы занимаемся не творчеством, — в свою очередь возражают продвинутые телепродюсеры, — а обслуживанием населения и должны это делать на высшем уровне».
На нашем телевидении до сих пор существуют два непоколебимых мифа. Во-первых, что телевидение — средство массовой информации. Хотя оно неоднократно демонстрировало, что способно стать отличным средством массовой дезинформации (достаточно вспомнить о телехрониках советских времен или о кастрированных новостях наших сегодняшних федеральных каналов). Миф второй — телевидение отражает потребности нашей аудитории. Хотя, по свидетельству многочисленных публикаций (например, Даниила Дондурея), оно не столько отражает, сколько формирует эти потребности — и нередко потом уже отражает. Обескультуренное за последние 15-20 лет телевидение формирует обескультуренную аудиторию, о которой бравые шоумены отзываются — «пипл хавает».
Я хотел бы закончить «ленинским» анекдотом. Владимир Ильич просыпается после тяжелого сна: «Я понял — вчера было рано, а завтра будет поздно. Значит, сегодня — революция!». «Но сегодня делать революцию нельзя», — объясняют ему. — «Почему нельзя»? — «Потому что Троцкий уехал на рыбалку». — «Ну и что? Разве нельзя делать революцию без Троцкого?» — «Без Троцкого можно, без “Авроры” — нельзя».
Без культуры, как без «Авроры», — нельзя! Иначе телевидение становится шоу-бизнесом, а «искусство для миллионов» — детской фантасмагорией.
