У истоков нового жанра: история философии в изложении Иоанна Уэльсского

Мы увидели, что псевдоаристотелевские трактаты, вызывая недоумение, сомнения или, наоборот, доверие, читались иногда как руководство к действию, а (псевдо)автора превращали чуть ли не в христианского святого. Эта метаморфоза, в случае с «Яблоком», видимо, снимала даже бросающуюся в глаза несуразность рассказа Аристотеля о собственной смерти! Топос предвидения собственной смерти типичен для агиографии Востока и Запада с раннего Средневековья. Привязанность человека XIII в. к фабуле, к нарративу отразилась, в том числе, в собирании подобных «сказок» — не менее, чем в расцвете витража, жанра одновременно нарративного и классифицирующего^[1]. Само схоластическое сознание в его классической форме, достигнутой тогда, было сочетанием нарратива и классификации, и это сочетание возродило такой хорошо известный в Античности и развитый позднее жанр, как история философии^[2]. Родившаяся на пороге университета, эта «доксография», еще довольно слабо изученная, сыграла огромную роль в традиции знаний и формировании системы ценностей и авторитетов читающей публики позднего Средневековья. Остановимся лишь на одном примере^[3].

Иоанн из Уэльса (Johannes Vallensis), францисканец из поколения Роджера Бэкона, популярный проповедник и библиофил, преподавал в школах своего ордена в Париже и Оксфорде в 1260-1280 гг. Одновременно с этим он компилировал своды знаний о святых и философах древности. Один из них получил название Compendiloquium de vitis illustrium philosophorum et dictis moralibus eorundem ac exemplis imitabilibus, что можно, учитывая содержание и вводные замечания автора, перевести как «Полезное повествование о жизни известных философов, их моральных высказываниях и достойных подражания деяниях»^[4]. Амбициозный проект: здесь собрана масса сведений о языческих мыслителях древности (куда, что характерно, не попал ни один иудей или мусульманин), полезных для наставления юных проповедников. Эти сведения Иоанн собирал с таким же старанием, с каким пчела собирает мед, садясь лишь на добрые цветы^[5].

Эти добрые цветы, т.е. круг источников, довольно внушителен: помимо Отцов мы найдем здесь Сенеку, Авла Геллия, Цицерона, «Федон» (что очень редко в те времена, сицилийский перевод остался фактически не востребованным)^[6].

До Иоанна Абеляр, Иоанн Солсберийский, Элинанд и Винцент из Бове тоже собирали подобный урожай поучительных примеров из жизни древних мудрецов, всегда для наставления читателей или для обозначения собственного места в рамках престижной традиции. Но уэльсский францисканец первым догадался написать на основании этого материала целый трактат, вошедший к тому же в состав еще более масштабного педагогического свода, заканчивающегося «Кратким повествованием о мудрости святых» (Breviloquium de sapientia sanctorum): здесь читатель, уже все знающий о добропорядочности языческих ученых, мог насладиться образцами святости от Фиваиды до св. Франциска^[7]. Эта оригинальная структура показывает, что наш францисканец не собирался будоражить интеллектуальную атмосферу в ордене: наставление собственным примером и через достойные подражания деяния других, aedificatio per exempla, уже очень важное для личного духовного опыта Франциска, оставалось таковым и во времена св. Бонавентуры^{[8] [9]}. Оставаясь правоверным в вопросе о недостижимости спасения для язычников, Иоанн следует этому общему настроению и логике соборных постановлений своего ордена, он соответствующим образом перерабатывает доступные ему сведения о древних мыслителях, чтобы создать памятник одновременно эрудитский, эмоционально взвешенный и духовно-наставительный.

Аристотелю уготовано в Compendiloquium почетное место, глава о нем превосходит все остальные и по размеру, и по богатству материала^8/. И неслучайно, что в своем панегирике Стагириту он не ссылается на Августина, как известно, любимого авторитета францисканцев и самого Иоанна. Достаточно вновь вспомнить наш quodlibet, чтобы понять причину: там анонимный магистр приводит без ссылки пассаж из августиновского комментария на псалом 140: 19, где Аристотель отправляется в ад вполне буквально, без «чистилищ» и иных оговорок^[10]. Для Августина и тех, кто следовал за ним на заре Средневековья и в его разгаре, мудрость всех «Платонов» и «аристотелей», при всей привлекательности, исполнена гордыни, это лженаука, противоположная мудрости, sapientia, неотделимой от любви, caritas^[11]. Такая фигура умолчания красноречива — как красноречиво для историка вообще всякое молчание источника... Она красноречива под пером того, кто хочет доказать, что Аристотель вместе с остальными избранными им язычниками жил по «закону» (т.е. евангельским заповедям), не ведая ни о нем, ни о благодати, причем жил лучше иных «нынешних» христиан.

Жизнеописания языческих мудрецов предварены подробным разъяснением места философии в христианском знании (scientia), взыскующем мудрости (sapientia), разъяснением, основанным, как мне показалось, на внимательном чтении «Ди- даскаликона» Гуго Сен-Викторского и «Металогикона» Иоанна Солсберийского и схожим с таким «койне» ученых XIII в., как «Сумма философии», приписывавшаяся Роберту Гроссетесту. Иоанн четко различает правильное и неправильное использование философии. Правильное, естественно, состоит в заботе о душе, где конечная цель — поиск личного спасения: assecutio beatitudinis secundum suam intentionem. Естественно, продолжает автор, опираясь на «О граде Божием», что Платон и благородные платоники не сомневались, что все сотворено Творцом, что

Он открыл истину и даровал блаженство^[12]. В таком манипулировании авторитетом Августина нет ни лицемерия, ни приспособленчества. Если слава философии, согласно Эмпедоклу (!), — в презрении к преходящему, в стремлении к будущему счастью, к просвещению ума (mobilis affluentie contemptus, future felicitatis appetitus, mentis illustratio), то злоупотребление ею — в самолюбовании магистров и в праздном любопытстве^[13]. Образы Аристотеля и других философов древности, выведенные Иоанном Уэльсским, вписываются в эту сложную гармонию христианской святости, вновь продуманной и прочувствованной наследниками Франциска, и мудрости языческих философов, на самом деле не только античных, без которых немыслим интеллектуальный горизонт даже среднего образованного человека XIII столетия. Иоанн Уэльсский своей энциклопедией предложил удачный компромисс.

• [1] Воскобойников O.C. Тысячелетнее царство (300-1300). Очерк христианской культуры Запада. М., 2014. С. 391-395. (Очерки визуальности).
• [2] Единственная работа, систематически излагающая средневековый период философской историографии, принадлежит Грегорио Пьяйа: Piaia G. Vestigia philosophorum: il Medioevo e la storiografia filosofica. Rimini, 1983; современная ситуация хорошо изложена в статье Риклина: Ricklin Th. La me mo ire desphilosophes... P. 249-310.
• [3] На следующих страницах я предваряю будущее более детальное исследование этого замечательного текста.
• [4] «Compendiloquium» известен в более чем 20 рукописях. Я познакомилсяс одной из лучших, хранящейся в главной библиотеке францисканского ордена: Сакро Конвенто в Ассизи (Sacro Convento. Ms. 397. XIII в.). Этот текст, хотяеще слабо изучен, не совсем забыт в истории францисканства: он издавалсяв раннее Новое время, в частности Лукой Ваддингом для кардинала Барбери-ни в 1655 г., т.е. одновременно с первым томом «Истории философии» ТомасаСтэнли (Piaia G. Op. cit. Р. 127).
• [5] Assisi Sacro Convento. Ms. 397. Fol. 31 lra. Символизм труженицы-пчелывполне типичен для поэтики энциклопедической литературы того времени,он подчеркивал добросовестность компилятора и полезность предприятияв целом.
• [6] Об источниках и уровне образования Иоанна см.: Schmidt L. Das Сот-pendiloquium des Johannes Vallensis — die erste mittelalterliche Geschichte der antiken Philosophic? // From Wolfram a. Petrarch to Goethe a. Grass. Studies in Literature in Honour of Leonard Forster / ed. D.H. Green. Baden-Baden, 1982. S. 112-115; Pantin W.A. John of Wales and Medieval Humanism // Medieval Studies pres,to Aubrey Gwynn. Dublin, 1961. P. 297-319. Получив доступ к сицилийскомупереводу «Федона», Иоанн, однако, ничего не знал о частичном, выполненном гоже Аристиппом, переводе «Жизнеописаний» Диогена Лаэртского, в томчисле рассказе об Аристотеле. Этот перевод имел очень слабое распространение и сегодня утерян, хотя о нем еще изредка вспоминали в XIV столетии. Do-randi Т. La versio latina antiqua di Diogene Laerzio e la sua recezione nel Medioevooccidentale: il Compendium moralium notabilium di Geremia di Montagnone e ilLiber de vita et moribus philosophorum dello ps.-Burleo // Documenti e studi sullatradizione filosofica medievale. 1999. Vol. X. P. 375-376.
• [7] Assisi Sacro Convento. Ms. 397. Fol. 216rB-vA (предисловие, в которомраскрывается место святых в истории спасения и в поиске мудрости). ДженниСуонсон, автор единственной диссертации, посвященной Иоанну Уэльсскому,считает, что Compendiloquium написан в Париже около 1270 г., до Breviloquium:Swanson J. John of Wales: A Study of the Works and Ideas of a Thirteenth-CenturyFriar. Cambridge, 1989. P. 167. Об exempla, имеющих отношение к историизнаний, и их использовании до Иоанна см. статьи Риклина, Маренбона ифон Мооса в цитированном выше сборнике «Exempla docent...».
• [8] Напомним, что именно в это время, между 1250 и 1350 гг., нищенствующие ордена особенно активно компилируют сборники exempla (Schmitt J.-C.Recueils franciscains d’«exempla» et perfectionnement des techniques intellectuellesdu XIIIе au XVе siecle // Bibliotheque de 1’EcoIe des chartes. 1977. T. 135. P. 9). Рик-лин показал связь проекта Иоанна с интеллектуализацией ордена при Бона-вентуре: Ricklin Th. Jean de Galles, les Vitae de Saint Francois et Iexhortation desphilosophes dans le Compendiloquium de vita et dictis illustrium philosophorum 11Exempla docent... P. 209-218. Я бы только добавил, что Иоанн написал такжекомментарий, declaratio, к орденскому Уставу (он издан, в частности, в кн.: Speculum minorum. Venezia, 1513. Pars III. Fol. 98v-106r). Cm.: Maranesi R Op. cit.P. 132; Brooke R. The Image of Saint Francis. Responses to Sainthood in the Thirteenth Century. Cambridge, 2006. P. 96-97. Этот комментарий умело обходитострые углы, в том числе статью о «простоте», Nescientes litteras, и показываетпримиренческий настрой автора.
• [9] Assisi Sacro Convento. Ms. 390. Fol. 330vA-334vB. Эта глава подробноразобрана Риклином, единственным, наряду со Суонсон, кто работал с рукописями Иоанна: Ricklin Th. De honore Aristotelis apud principes, oder: Wie Aris-toteles in die hofische Gesellschaft des 13. Jahrhunderts einzieht. Das Beispiel des Johannes von Wales // Kulturtransfer u. Hofgesellschaft irn Mittelalter: Wissenskulturam sizilianischen u. kastilischen Flof im 13. Jh. / Hg. v. G. Grebner, J. Fried. Berlin,2008. S. 377-388. Автор, в частности, отмечает связь с Vita latina Аристотеля,известной с начала XIII в. (During I. Op. cit. Р. 142-163), и с упоминавшейсявыше «Александреидой», в которой Аристотель обращается к ученику с длинным наставлением.
• [10] См. сн. 8 на с. 176.
• [11] Св. Петр Дамиани, один из лучших в XI столетии знатоков и критиковсвободных искусств и мастер пера, посвятил «заносчивости» науки специальное сочинение, вдохновленное 1 Кор 8: 3: «О святой простоте в противовеснадмевающему знанию», Dc sancta simplicitate scientiae inflanti anteponenda (PL.Vol. 145). См. подробно: Leclercq J. L’amour des lettres et le desir de Dieu. Initiationanx auteurs monastiques du Moyen Age. P., 1990 ('1957). P. 194-195.
• [12] «Et ideo Plato et platonici nobiles philosophic dixerunt, deum esse rerumauctorem, et veritatis illustratorem, et beatitudinis largitorem, prout ait Augustinus tertio De civitate Dei cap. 5 et idem cap. 9» (Assisi Sacro Convento. Ms. 397.Fol. 316vA).
• [13] «Philosophia enim abutitur vel qui solum intendit curiose investigare, utsciat tantum, non ut mores conponat vel corrigat, nec ut beatitudinem adquirat. ...Similiter ille abutitur qui philosophatur, ut alios delectet, non ut mores aliorum cu-ret» (Ibid. Fol. 317rA).