Дискуссия с представителями рабочего класса
Дискуссия была проведена на одном из московских заводов металлургической промышленности. Группа состояла из десяти человек и представляла тот же возрастной диапазон, что и первая, большинство членов группы состояли в браке/партнерстве. Наконец, это был тот же тип «естественной» группы, спаянной общим опытом интеракции.
Как и в предыдущей группе, вопрос о том, что дтя них значит быть мужчиной, казался странным, хотя эмоционально и в меньшей степени. Сходным образом приближение к совокупному ответу на этот вопрос темпорально растягивалось и развивалось через тематизацию сначала роли женщины на работе и в семье, и лишь затем подходили к описанию роли мужской. При этом в рассуждениях рабочих было значительно меньше идеологии взаимоотношения полов, чем у представителей среднего класса.
«Если женщина умная — почему она не должна сделать карьеру ? Если она работоспособная, с людьми в хороших отношениях — почему бы ей не стать начальником цеха? Человек неглупый, грамотный — я за, чтобы такие люди были. Если женщина справляется лучше, чем мужчина, то начальник ее оставит. Ведь он старается оставлять тех людей, которые будут работать».
Вот так, исподволь, не выходя за рамки контекста, собеседник подходит к оценке женщины, прежде всего работницы, сточки зрения выполнения ею трудовых обязанностей. Пока здесь просматривается только функциональный аспект, но также намечено обстоятельство конкуренции и оценивания функциональности женского труда со стороны мужчины-начальника. Их формальные отношения отмечены рациональностью (отбор тех, кто работает) — со стороны, разумеется, начальника.
«Если бы мне платили приличные деньги, то жена могла бы и дома сидеть с ребенком, как это и полагается, — уделять внимание ребенку, домашним делам и всему остальному. Но сейчас ведь рабочий не может содержать семью полностью. Может быть, и может, но это внатяг жить».
Эта секвенция составляет контраст с аналогичным сюжетом в первой группе, где один из участников испытывал чувство фрустрации, личной вины из-за невозможности выполнить соответствующую мужскую роль. Здесь собеседник лишь отмечает в сослагательном наклонении, что неплохо бы реализовать традиционную модель семьи: муж — кормилец, а жена — домохозяйка. Но к невозможности такой жизни он подходит вполне прагматично, не интернализуя вину за социальные обстоятельства.
Вообще, рассказать об отношениях прежде всего мужчины и женщины вне социального контекста участникам этой группы было очень непросто. Им проще говорить о том, что наполняет их повседневность: это не перипетии отношений, а реальность трудовых дел и коммуникация по их поводу в основном гомосоциальном сообществе. Так приблизительно выглядит типичный день рабочего:
«Унас второй корпус, человек 5 слесарей. Утром приходишь, обходишь все. Что поломалось за смену, начинаешь делать. Потом текучку начинаешь делать. Обеду нас 45минут. После обеда то же самое, делаешь запасные детали, если в смену что полетит, чтоб запас был. Так и продолжается, как конвейер. То одно делаешь, то другое. Потом приходишь домой, зашел в ванную, руки помыл. Перекусил что-то и побежал в гараж».
Показательно обилие глаголов — наличие частого перечисления действий. Не удивительно поэтому, что попытка суммировать в итоге мужскую роль близка по стилю.
«Мужчина должен уметь все делать, хотя бы понемногу во всем разбираться — по работе в первую очередь, да и дома во всех мелочах. Он — умелец. Когда умеешь, то и люди к тебе обращаются. Правда, плохо, когда слишком много обращаются».
Он тут же получает поддержку группы:
«Мужчина должен быть самостоятельным, иметь голову на плечах и руки умелые. А чтобы стать таким, нужно суровое воспитание от деда, отца. Моя основательность от деда, интересно было наблюдать за ним... Мужчине нужно пройти жесткие, не-тепличные условия, чтобы где-то повращаться не среди женщин, особенно тем, кого воспитывала только женщина».
Как видим, здесь, чтобы состояться как мужчина, нужны несколько другие, чем в группе среднего класса, факторы — умелые руки и самостоятельность. Причем эти качества системообразующие, структурируют социальность, выстраивают отношения. И, что важно, для их приобретения необходима гомосоциальность.
В ходе дискуссии возникла тема, близкая дискуссии в первой группе: жизненная ситуация, когда мужчина зарабатывает меньше жены/ партнерши.
«Уменя двое детей: сын большой уже, а дочка маленькая. В основном с ней жена занимается. Она у меня работает в банке. Зарабатывает почти так же. В какое-то время больше зарабатывала, а сейчас у них на одном месте стоит... Разборки ? Об этом и разговора не было. Думаю, что так и должно быть. Если кто-то зарабатывает меньше или больше, это не должно задевать. А что сделаешь ? Может, и рад больше зарабатывать, но не платят. Ну, что сделаешь».
Это момент так называемого минимального контрастирования качественного материала, когда из разных сравниваемых источников подбираются близкие социальные ситуации. Если мы вспомним, что аналогичная ситуация в другой группе привела к возрастанию гендерных ожиданий партнерши и в итоге к разводу, то здесь рассказчик относится к этому прагматично: каждый делает то, что в данный момент может. При этом на гендерном контракте внутри семьи это не сказывается. Может быть, потому, что концептуализация маскулинности здесь идет по линии умений и самостоятельности, приобретя которые, мужчина мало рискует их утратить вследствие изменения социально-экономической ситуации. Если же он выстраивает свою идентичность на чувстве ответственности за семью, на балансе гендерных ожиданий, требующем постоянного подтверждения (как в группе представителей среднего класса), то маскулинность все время ставится под вопрос. Возникаетхаби- тусная неуверенность. Здесь же, в группе рабочего класса, есть признание обшей экзистенциальной неуверенности, объединяющей оба пола и на этой почве их солидаризирующей. При этом их маскулинный ха- битус кажется не затронутым этой экзистенциальной неуверенностью, поскольку существует в несколько иной плоскости.
Итак, подведем некоторые итоги по дискуссии с представителями рабочего класса:
- • концепт маскулинности здесь строится на индивидуальном проекте умений и самостоятельности, но их приобретение требует го- мосопиального воспитания и пребывания в суровых условиях и мужском сообществе;
- • этот маскулинный хабитус тоже построен на традиционном ролевом каркасе, но в меньшей степени представляет собой «отношенческий» (relational) конструкт, его сердцевина менее зависит от переопределения социальной ситуации, в которую встроен гендерный контракт;
- • соответственно здесь менее выражена хабитусная неуверенность от неисполнения маскулинной роли, меньше идеологии и метафизики по поводу изменившейся роли женщины;
- • соответственно опыт малого по сравнению с женой заработка не приводит к фрустрациям перед лицом общей экзистенциальной неуверенности.
Резюмируя проведенное сравнение дискуссий, отметим, что представители среднего класса (бывшая техническая интеллигенция) более, чем представители рабочего класса, склонны к идеологическим представлениям о предназначении женщины, нагруженным патриархатны- ми стереотипами. Именно отталкиваясь от них, делаются попытки формулировать смысл маскулинности: ответственность за семью и близких. Таким образом, это сложный реляционный комплекс, требующий для своего прояснения связи со значимыми Другими, прежде всего с женщинами. Идеологическая нагруженность и кризисное социальное время приводят к тому, что маскулинный хабитус из заданности превращается в задание, а маскулинная этика и фоновая практика пола принципиально не совпадают. У представителей рабочего класса этот зазор явно меньше. Они менее склонны рассуждать об отношениях с женщинами вообще, о предназначении мужчины говорят в прагматичном ключе — как о решении конкретных задач выживания в трудное социальное время. Пожалуй, их маскулинный хабитус даже выглядит не таким патри- архатным, как ожидалось от представителей традиционной гендерной культуры. Из этого вытекает, как это ни парадоксально, что представители среднего класса более склонны к сексизму и фрустрации относительно проблематизации мужской роли, чем представители рабочего класса. Из проведенного сравнения также можно сделать вывод, что угроза хабитусной уверенности, прочитываемой как уверенность:
- • по поводу своей позиции в семье;
- • относительно того, что разрешено/принято в интеракции между мужчинами и женщинами, а также между мужчинами;
- • по поводу стратегий и форм самопрезентации, становится реальной тогда, когда собственные действия воспринимаются мужчинами как полоконнотативные. Вопрос «смогу или не смогу как мужик?» актуализируется в ситуации социальных потерь, поскольку пол становится тем ресурсом, на основе которого выстраиваются стратегии выхода из кризиса (семейного, профессионального и т.д.). Вероятно, маскулинная уверенность представителей рабочего класса и выглядит менее эрозивной благодаря традиционной гендерной культуре с ее эффективными традиционными хаб итуал и за 11 и я м и как когнитивными стратегиями нормализации меняющегося социального порядка.
