Проблемы интерпретаций древней и средневековой истории Башкортостана: размышления над книгой Н.А. Мажитова и А.Н. Султановой «История Башкортостана. Древность. Средневековье» (Уфа: Китап, 2009. 496 с.: ил.)
Заметным событием в исторической науке Башкортостана стало новое издание книги Н.А. Мажитова и А.Н. Султановой в существенно переработанном и дополненном виде. После первого издания книги[1] прошло 15 лет. Новое издание обогатилось большим количеством ссылок на появившуюся за это время литературу, в него включены отсутствовавшие в первом издании главы, посвященные Южному Уралу в гуннскую эпоху (глава IV), городу Башкорт - столице средневекового Башкортостана (глава VI), культуре Башкортостана XV -первой половины XVI в. (глава XIII). В приложение включены именные указатели башкирских ханов и биев по разного рода источникам. Определить жанр рецензируемой книги трудно, ее можно в равной степени назвать и научным, и научно-популярным, и учебным изданием. Книга предназначена широкому кругу читателей, и в то же время о ней нельзя сказать, что историки и археологи не найдут в ней для себя ничего нового. По широте охвата и значимости рассматриваемых проблем - это полноценная научная монография, которая нуждается в адекватной рецензии. Стиль изложения, доступный для неспециалистов, позволяет назвать ее просто интересной книгой. Четкая структура, хронологическая последовательность, обзор источников и историографии, наличие выводов позволяют рассматривать эту книгу в качестве вузовского учебника.
При всех достоинствах и недостатках книга Н.А. Мажитова и А.Н. Султановой, как в первом, так и во втором издании, была и остается первым обобщающим исследованием по истории Южного Урала с древнейших времен до XVI в. К числу положительных сторон этой книги можно отнести найденный авторами оптимальный способ сочетания исторического и археологического материала. Несмотря на то, что Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова являются археологами, книга не производит впечатление перегруженности археологическим материалом. Она является скорее исторической, чем археологической. Авторы продемонстрировали опыт комплексного анализа дискуссионных вопросов древней и средневековой истории Башкортостана с привлечением данных археологии и других смежных наук. В первых трех главах дается обзор археологических памятников и культур Южного Урала эпохи камня, бронзы и раннего железа. Здесь имеются отдельные недостатки. Так, Ибн Фадлан, секретарь посольства багдадского халифа в Волжскую Булгарию, назван «историком» (С. 45), а персидский царь Кир II неверно назван отцом Дария I (С. 78). В четвертой главе, посвященной Южному Уралу в гуннскую эпоху, авторы выступают уже как исследователи. Обратим внимание на их мысль: «Южный Урал этого времени можно рассматривать как северную окраину обширного государства Кангюй», которое сложилось «в землях по Средней и Нижней Сырдарье и Северному При-аралъю», а его основное население «составляли местные сако-усунъские скотоводческие племена» (С. 96). Эта мысль особенно интересна в том отношении, что кангюйцы были предками печенегов, с которыми в работах Р.Г. Кузеева непосредственно связывается происхождение башкир. Поэтому вполне допустимо рассматривать племена Южного Урала раннежелезного века в качестве древнейших предков башкирского народа, что является основной идеей данной главы. Пятая глава посвящена Южному Уралу в IV-VIII вв. В ней дается характеристика археологических культур Южного Урала этого времени: мазунинской, турбаслинской, кушнаренковской, селенташ-ской, бахмутинской. Очевидно, из всех этих культур в плане этногенеза башкир наибольший интерес представляет турбаслинская, так как «турбаслинские племена в основной массе являются переселенцами с территории Кангюя в широком смысле этого слова» (С. 148). Очень спорным и не подкрепленным ссылками на источники является утверждение о том, что «весь Южный Урал оказался в составе Тюркского каганата» (С. 165). Шестая глава посвящена городу Башкорт, в котором Н.А. Ма-житов и А.Н. Султанова видят столицу средневекового Башкортостана. Они отмечают, что «выдающийся арабский автор XIV в. (умер в 1406 г.) Ибн-Халдун (так у авторов. - И.А.) в числе крупнейших городов Золотой Орды назвал город Башкорт» (С. 184). Ибн Халдун о Золотой Орде пишет: «Это - государство обширное на Севере, простирающееся от Хорезма до Яркенда, Согда (по др.: Дженда), Сарая, города Маджара, Азака, Судака, Булгара, Башгирда и Джулы-мана»
1
Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. СПб., 1884. Т. I. С. 377, 378; Золотая Орда в источниках. М., 2003. Т. I. С.
169.
мен» (С. 178). В предыдущей главе было сказано, что «турбаслинские племена, придя в Западное Приуралье, переходили к оседлости», о чем свидетельствует возникновение следов оседлых поселений и земледелия (С. 145, 146). Следовательно, они жили здесь постоянно, и их нельзя отождествлять с башкирами, летние пастбища которых в то время находились где-то поблизости от Южного Урала. Таким образом, гипотезу Н.А. Мажитова и А.Н. Султановой об отождествлении городища Уфа-П с городом Башкорт нельзя признать удачной. Само существование города с таким названием представляется скорее умозрительной конструкцией, чем реальным историческим фактом.
Седьмая глава посвящена Башкортостану в IX-X вв. В одном из параграфов этой главы анализируются сведения о древних мадьярах. Авторы пишут о пребывании мадьяр на Кавказе с VI в. и делают вывод, что «южный Урал должен быть исключен из числа возможных регионов пребывания мадьяр VI-IX вв.» (С. 202). В то же время они признают: «Следы пребывания венгерских племен в степях Восточной Европы VI-IX вв. и более ранних веков остаются пока не выявленными...» (С. 203), а это ставит сделанный ими вывод под сомнение. М.И. Артамонов констатирует, что «никаких сведений о мадьярах-венграх в Причерноморье ранее IX в. нет»1. Из этих же данных исходил Р.Г. Кузеев, который отвергал гипотезу о проживании венгров в V-VIII вв. на Северном Кавказе[2] . Гипотеза «кубанской прародины» венгров подверглась критике и в зарубежной историографии.
В этой главе рассматриваются сведения западноевропейских путешественников. Первое путешествие венгерского монаха-доминиканца Юлиана авторы относят к 1235 г., а второе - к 1236 г. Они утверждают: «Судя по отчету, сохранившемуся в переизложе-нии (так у авторов. - И.А.) других авторов, Юлиан во время второй поездки добрался до страны башкир; он пишет о венгерском хане ... многие современные историки (к числу которых отнесен Р.Г. Кузеев. - И.А.) полагают, что во время обоих путешествий Юлиан побывал на Урале среди башкир» (С. 205, 206). На самом деле, первое путешествие Юлиана датируется 1235-1237 гг., а второе - 1237-1238 гг. Во
второй раз он до «Великой Венгрии» не добрался, а лишь дошел «до крайних пределов Руси»1, т.е. до Владимиро-Суздальского княжества, откуда, узнав, что «Великая Венгрия» уже «занята татарами... и успеха делу не предвидится», вынужден был вернуться назад[3] . Вернувшись из первого путешествия, Юлиан весной 1237 г. побывал в Риме, где его доклад папе был записан братом Рихардом. Отчет Юлиана о втором путешествии представляет собой его письмо к епископу Перуджи
В десятой главе авторы вновь возвращаются к Юлиану. Они утверждают: «Во время своего второго путешествия (1236 г.) Юлиан действительно побывал среди башкир, что особо им подчеркивается» (С. 333). Если раньше отмечалось, что под юлиановскими «венграми» нужно подразумевать башкир, то теперь утверждается, что об этом говорит сам Юлиан. Далее: «Об установлении тогда союзнодипломатических отношений башкир с монголами свидетельствует присутствие при башкирском хане монгольского посла» (С. 333). Юлиан действительно встречался с монгольским послом, который, возможно, прибыл к башкирскому хану, однако сам Юлиан о башкирском хане ничего не пишет. Наконец, в «Именном указателе башкирских ханов и биев XIII - первой половины XVI в. по сведениям письменных источников», включенном в приложение, Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова пишут: «Венгерский монах Юлиан во время второго приезда в страну башкир на Урале встречался с башкирским ханом и отмечает присутствие при нем посла татаро-монголов. Скорее всего, эта встреча произошла в г. Башкорт» (С. 481). Вот так с каждым разом Юлиану приписываются все более нелепые сведения, которых у него нет и в помине. Он не встречался с башкирским ханом и не сообщает о каком-либо городе в стране венгров.
Далее Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова обращаются к сведениям Плано Карпини, который называет «баскарт» Великую Венгрию. По этому поводу авторы замечают: «Из контекста непонятно, имел ли в виду Плано Карпини дунайских или уральских башкир; вполне возможно, что он ... имел в виду Венгрию, где проживала группа башкир. Но в мировой историографии утвердилось единое мнение о том, что «страна башкир есть Великая Венгрия» как крылатая фраза, без
всякого критического анализа стала кочевать из одной работы в другую до сегодняшнего дня (так у авторов. - И.А.)» (С. 206, 207). Получается, что решение проблемы о том, была ли страна башкир Великой Венгрией, целиком зависит от интерпретации сведений Плано Карпини о башкирах. К Плано Карпини авторы возвращаются в одиннадцатой главе, где приводится следующая цитата: возвратившись из похода на Западную Европу, монголы «пришли в землю мордвинов, которые суть язычники, и победили их войной. Подвинувшись отсюда против Билеров, т.е. Великой Болгарии, они и ее совершенно разорили. Подвинувшись отсюда еще на север, против бас-карт, т.е. Великой Венгрии, они победили и их» (С. 406). Таким образом, Великая Венгрия, по Плано Карипини, располагалась за Мордовией и Волжской Булгарией, т.е. на территории Башкирии. Авторы, вероятно, посчитали, что читатель уже забыл их мнение о том, что страна башкир не была Великой Венгрией, но приведенная ими цитата говорит об обратном. Великой, т.е. Старшей, Венгрией западноевропейские авторы называли прародину венгров, а не саму Венгрию. Вернемся к седьмой главе, где анализируются сведения ал-Идриси о башкирах. Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова утверждают: «На карте (ал-Идриси. - И.А.) страна башкир размещена в верховьях реки, впадающей в Каспийское море» (С. 209). Обратимся непосредственно к источнику. На карте ал-Идриси 1154 г. надпись «башкиры» пересекает в нижнем течении реку, вытекающую из гор Айани и впадающую в реку Атиль с севера. На левом берегу этой безымянной реки выше по течению показаны города Масра и Касра, первый - на середине, а последний - почти у истоков1. На современной карте эта река соответствует Каме, а сама р. Атиль, вытекающая из гор Оска-ска, соответствует р. Белой[4] . Таким образом, на карте ал-Идриси башкиры размещены на р. Каме до впадения в нее р. Белой
его сочинения1, но эта информация осталась вне внимания авторов книги. Зато большое внимание Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова уделяют сведениям ал-Идриси о наличии у башкир городов (С. 209-213). Эти сведения стали доступными благодаря публикации полного свода сведений ал-Идриси о странах и народах Восточной Европы[5] . Считаю нужным подчеркнуть следующие обстоятельства: С учетом всех этих обстоятельств можно сделать вывод о том, что сведения ал-Идриси о городах у башкир требуют осторожного и даже сдержанного отношения. Однако Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова подходят к этим сведениям некритически. Караякуповскую археологическую культуру, датируемую ими IX-X вв., Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова предлагают «называть культурой ранних башкир» (С. 224). Объективности ради они отмечают, что в историографии есть и другое мнение: «Такие исследователи, как А.Х Халиков, Е.П. Казаков и ряд других в своих работах отстаивают мысль о том, что до середины IX в. на Южном Урале проживали венгерские племена, и приписывают им памятники IX-X вв., произвольно удревняя их до VIII-IX вв.». Это, по мнению Н.А. Мажитова и А.Н. Султановой, примеры «произвольного толкования происхождения башкирских племен IX-X вв.» (С. 230). Интересно, что
в заключительной главе книги авторы датируют кушнаренковскую керамику VI-XII вв. (С. 469, 470). Каким же тогда временем должна датироваться караякуповская культура, пришедшая на смену кушна-ренковской? В седьмой главе также рассматривается проблема происхождения башкир в лингвистическом, антропологическом и этнографическом аспектах. Авторы показывают хорошую осведомленность в смежных науках, но при этом допускают некоторые погрешности. Так, они утверждают, что караякуповские племена были носителями «тюркоязычного антропологического компонента в составе современных башкир» (С. 244). Уместно задать вопрос: а разве можно по данным антропологии определить языковую принадлежность населения? Разбирая этнографический аспект проблемы, авторы ставят в заслугу Р.Г. Кузееву «впервые высказанную им мысль о том, что с глубокой древности вплоть до недавнего прошлого существовал Арало-Уральский цикл кочевания» (С. 247). В то же время авторы обвиняют Р.Г. Кузеева в том, что «он считает башкирские племена очень поздним пришлым населением, оторвав тем самым процесс этногенеза народа от конкретной территории и всей предшествующей истории» (С. 248). В данной ситуации, по моему мнению, можно говорить не о приходе башкир на Южный Урал, где и раньше находились их летние кочевья, а лишь о сокращении территории обитания башкир, лишившихся возможности откочевывать на зиму на юг. Восьмая глава посвящена Башкортостану в Х-ХП вв. Характеризуя археологические памятники этого времени, авторы почему-то обходят стороной вопрос об их культурно-типологической принадлежности. В этой же главе авторы обращаются к вопросу о государственных образованиях башкир в IX - начале XIII в. Саму постановку вопроса можно приветствовать. Однако решение этого вопроса носит более декларативный, чем аналитический характер. Основываясь на данных шежере, Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова считают, что «на территории Исторического Башкортостана IX - начала XIII в. было несколько самостоятельных, т.е. локальных ханств. Вероятно, так было и после рассматриваемого времени» (С. 296). Чтобы убедить читателя в правильности своего вывода, авторам следовало показать, какие именно ханства находились на территории Исторического Башкортостана и какие его части они в себя включали. К сожалению, авторы обходят эту проблему молчанием. Девятая глава посвящена Волжской Булгарии и башкирам. Изложение начинается со сведений об именьковской культуре. Авторы обращаются к дискуссионному вопросу о том, «на каком языке говорили именъковские племена» (С. 302). Думаю, что никаких сведений о языке именьковских племен не сохранилось, поэтому ставить такой вопрос не имеет смысла. Вопрос об этнической принадлежности именьковской культуры, действительно, является дискуссионным, но решается он на основании анализа археологического материала. Потомков племен именьковской культуры Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова видят в буртасах, которые жили на правом берегу Волги и говорили на тюркском языке. «В пользу этого говорит примерное совпадение территории расселения двух сравниваемых народов» (С. 305). Однако основным районом расселения племен именьковской культуры было Закамье[6]. На странице 305 авторы отмечают, что «до 670 г. все болгарские племена жили вместе в степях Северного Причерноморья, образуя единое государство, известное под названием Большая Болгария». На следующей странице они пишут, что после того, как среди болгар произошел раскол, «около 660 г. орда, под предводительством Аспа-руха, под натиском хазар появилась на Дунае, перешла на правый его берег». Как же это могло произойти, если в то время еще существовало единое государство Большая Болгария? Опровергая «теорию панболгаризма, где главной является идея полного отождествления населения Волжской Болгарии с поволжскими татарами», Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова утверждают, что «население Волжской Болгарии было разноэтничным, и оно распалось на различные группы, часть которых вошла в состав башкир, удмуртов, мордвы, марийцев» (С. 325). Однако никакими данными об участии волжских булгар в этногенезе удмуртов, мордвы и марийцев наука не располагает. Тема взаимодействия булгар и башкир в данной главе специально не рассматривается. Авторы признают, что ограничиваются лишь постановкой вопроса (С. 328). Десятая глава посвящена Башкортостану в составе Золотой Орды. Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова утверждают: «Имеются достоверные источники, которые указывают, что часть башкир была покорена монголами в период 1219-1223 гг.». При этом они совершенно
некстати ссылаются на Юлиана, который пишет об установлении союзно-дипломатических отношений башкир с монголами в 1236 г. (С. 333). Размышляя над вопросом, «когда же это событие произошло?», авторы ссылаются на «Сокровенные сказания монголов» (правильно: «Сокровенное сказание о поколении монголов»), где «среди народов, покоренных при жизни Чингисхана, перечислены башкиры». Дается следующая ссылка: «Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. С. 191, 192, 194» (С. 334). Здесь почему-то не указана фамилия исследователя, который ввел этот источник в научный оборот и является автором данной публикации - С.А. Козин. На указанных страницах в «Сокровенном сказании» речь идет о событиях, последовавших после возведения Угедея на престол императора, т.е. после смерти Чингис-хана1. Далее Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова пишут: «Данное сведение находит подтверждение в сообщении персидского автора Казвини, где говорится, что Чингисханом Джучи «вверены были область Хорезм, Дейт-и-Хазар... башкирды (так у авторов. - И.А.)». Так как Джучи и Чингисхан умерли в 1227 г., упомянутое событие произошло раньше, но после присоединения земель Хорезма, т. е. после 1219 г.» (С. 334). Хамдаллах Казвини пишет следующее: «Туши-хан, сын Чингиз-хана, был старший сын его. По приказанию отца, ему вверены были область Хорезм, Дешт-и-Хазар, Булгар, Саксин, аланы, асы, русские, Микес, башкирды и те пределы»[7] . Получается, что Волжская Булгария, Саксин, земли аланов, асов и русских были присоединены к Монгольской империи еще при жизни Чингис-хана! На самом деле, в источнике речь идет о том, что Чингис-хан приказал своему старшему сыну покорить эти области, но тот не успел это сделать. Таким образом, никаких достоверных источников, «которые указывают, что часть башкир была покорена монголами в период 1219-1223 гг.», нет. Позитивным моментом является привлечение данных башкирских шежере и исторических преданий, особенно шежере усерган-ских башкир, где повествуется о поездке Муйтен-бия к Чингис-хану. Авторы останавливаются «на вопросе о том, почему Муйтен-бий назван бием, хотя территория, которую он получил в вечное владение, обширна и в несколько раз превышает территорию Волжской Бол-
гарии Х-ХП вв. Ответ прост: в империи монголов ханом называли только Чингисхана и его прямых преемников. По масштабам же владений, численности населения Муйтен-бий фактически являлся крупным правителем - ханом» (С. 337). Возникает вопрос: можем ли мы называть Муйтен-бия ханом, если он не называется так в источниках? Невозможно согласиться с предположением авторов о том, что «встреча башкирского хана Муйтена с Чингисханом, скорее всего, состоялась в 1219 г., когда владыка мира находился очень близко - И.А.) от Урала» (С. 337). По нашему мнению, Муйтен-бий ездил не к Чингис-хану, а к Бату-хану1. На странице 342 отмечается: «После окончания боев (в Центральной Европе. - И.А.) Батый-хан едет в Монголию и возвращается оттуда только весной 1243 г.». В источниках таких сведений нет. Весной 1243 г. Батый только вернулся из похода на Центральную Европу. На странице 355 Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова пишут: «Особо следует подчеркнуть, что к XIV в. восходит конкретное упоминание города Башкорт в трудах арабских и европейских авторов. Например, о нем пишут ал-Омари и ибн-Халдун... (так у авторов. -И.А.)». Цитата из Ибн Халдуна уже приводилась, а вот что пишет о Золотой Орде ал-Омари: «границы этого государства со стороны Джейхуна: Харезм, Саганак, Сайрам(Т), Яркенд, Дженд, Сарай, город Маджар, Азак, Акчакерман, Кафа, Судак, Саксин, У кек, Булгар, области Сибирь и Ибирь, Башкырд и Чулыман»[8] . Как видно, в этой цитате нет и намека на то, что Башкырд - это город. Ибн Халдун дает сокращенный пересказ этого отрывка из ал-Омари. Сведения источников не оставляют у авторов «никакого сомнения в том, что на территории Башкортостана в период Золотой Орды сохранялась государственная автономия со своими правителями» (С. 355). В этом отношении мы с Н.А. Мажитовым и А.Н. Султановой согласны. На странице 356 авторы ссылаются на венгерского путешественника Рихарда, побывавшего в Башкортостане в 1320 г. На следующей странице они сами исправляют свою ошибку, указывая, что
это был Иоганка, а не Рихард. А на странице 388 пребывание Иоганки в Башкортостане датировано 30-ми годами XIV в. Неверно утверждение о том, что «по личной инициативе мусульманина Берке-хана ислам провозглашается официальной религией Золотой Орды» (С. 359). Официальной религией Золотой Орды ислам был провозглашен только при Узбеке. На странице 362 утверждается, что правое крыло Золотой Орды составляли владения Бату и Шибана, а левое крыло находилось под властью старшего брата Бату - Орды. Передней стороной у монголов считался юг. «В соответствии с этим запад считался правой стороной, восток - левой». Владения Бату и его наследников назывались Ак-Ордой, а владения хана Орды и его преемников - Кок-Ордой. На этой же странице Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова далее пишут: «Граница между двумя крыльями золотоордынского государства проходила по реке Яик. При таком чтении исторических фактов выходит, что левое крыло государства Кок-Орда составлял улус Ши-бана». Если улус Шибана действительно входил в улус Орды (выше он отнесен к правому крылу, т.е. к улусу Бату), то там он мог быть только правым крылом, поскольку располагался западнее владений Орды. На следующей странице отмечается, что в Золотой Орде были две альтернативные политические силы, одну из которых представляли ак-ордынские ханы Тохтамыш и Эдигей (Идукай) (он не был ханом!), а другую - ак-ордынский (тоже!) темник Мамай. Дальше отмечается, что «ханы ак-ордынской партии чеканили монеты главным образом в городах левобережной Волги, а ханы кок-ордынской партии - правобережной Волги». Вот так крылья поменялись местами! На странице 364 Урус назван ханом Ак-Орды. Про него сказано, что «он стремился объединить Ак-Орду и Золотую Орду». Золотая Орда размещается в Поволжье. А где же тогда находилась Кок-Орда? Ак-Орда постоянно путается с Кок-Ордой, а правое крыло - с левым. Изложение событий превращается в невообразимый сумбур, как будто авторы сами не понимают, что они пишут. Следуя традиционной точке зрения, курганы степной полосы Южного Урала золотоордынского времени Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова связывают с кыпчаками (С. 377-383). На территории Башкортостана выделены две группы памятников. Одна из них представлена курганными могильниками, которыми являются «Сынтышта-макские курганы на р. Деме, а также поздние захоронения в Мряси-мовских, Лагеревских и Карачаевских курганах» (С. 383). Датировка Мрясимовских, Лагеревских и Каранаевских курганов золотоордынским временем вызывает недоумение. К следующей группе памятников отнесены грунтовые могильники - Такталачукский, Азметьев-ский, Кушулевский. Авторы не соглашаются с мнением большинства археологов, выделяющих «перечисленные могильники и связанные с ними поселения в так называемую чиаликскую (так у авторов. - И.А.) культуру», которая принадлежала местным угорским племенам (С. 385). Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова рассматривают поселения и могильники чияликской культуры «как памятники буляр-байлярской группы башкир», не выделяя их в особую археологическую культуру (С. 386). Здесь наблюдается некоторое противоречие, так как цитируемые авторы сами отмечают культурно-типологическое своеобразие рассматриваемой группы памятников. Происхождение башкирских племен байлар и буляр, несомненно, связано с чияликской культурой, что указывает на их угорские истоки. По ходу изложения авторы постоянно используют искусственный термин «татаро-монголы», который в современной науке уже не употребляется. Одиннадцатая глава озаглавлена «Золотая Орда в судьбах народов Степной Евразии». В первом издании книги она называлась «Золотая Орда и историческая судьба Волжской Болгарии», что гораздо более точно отражает содержание этой главы. Золотоордынскими столицами авторы называют города Сарай-Бату и Сарай-Берке (С. 395). По их мнению, Узбеком «был основан новый город - Сарай-Берке (или Новый Сарай)» (С. 412). На самом деле Сарай-Бату и Сарай-Берке - это два названия одного и того же города - Сарая. Новый Сарай был построен в 1332 г.[9] Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова подвергли резкой критике татарских исследователей Г.В. Юсупова и А.Х. Халикова, объявивших булгарскими каменные мавзолеи Башкирского Приуралья и на этом основании сделавших вывод о заселении бассейна реки Белой булгарами - ближайшими и прямыми предками поволжских и приуральских татар - в XIII-XIV вв. По этому поводу Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова заявляют: «Приведенные выше ошибочные соображения Г.В. Юсупова и А.Х. Халикова дали повод экстремистски настроенным активистам национального движения татар в Башкортостане говорить о татарах в Башкортостане как о коренном населении,
хотя из всех источников известно, что они пришли сюда после завоевания русскими территории Казанского ханства в XVI в. и в ходе русской колонизации края в XVII-X1X вв.» (С. 398). Ограничусь лишь одним замечанием о том, что называть своих коллег экстремистами вряд ли корректно. Далее Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова обращаются к теме завоевания монголами Волжской Булгарии. Они отмечают: «Как свидетельствуют русские летописцы, в пределах Болгара царевичи соединились: «от множества войск земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные. Сначала они (царевичи) силою и штурмом взяли город Болгар, который известен в мире недоступностью местности и большою населенностью. Для примера, подобным им, жителей, его (часть) убили, а (часть) пленили (так у авторов. - И.А.). Оттуда они (царевичи) отправились в земли Руси и покорили области ее»» (С. 404, 405). Это цитата не из русских летописей, а из персидского автора Джувсйни. Авторы даже не потрудились точно выписать цитату из источника: допущенных ими грамматических ошибок у В.Г. Тизен-гаузена нет1. С ошибками даны и другие выдержки из источников. На странице 409 Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова так характеризуют последствия монгольского завоевания Среднего Поволжья: «Самая активная часть болгарского населения была разгромлена, насильственно мобилизована в военные походы на запад или в целях спасения ушла в лесное правобережное Прикамье и на Урал». Таким образом, Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова сами признают факт проживания части булгарского населения в золотоордынское время на Урале. Тогда по какому же поводу они вступают в спор со своими татарскими коллегами? Очень сомнительно, что чиновниками центрального государственного аппарата в Золотой Орде были кыпчаки (С. 409, 410). Скорее всего, чиновники назначались из числа самих монголов. Здесь же Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова утверждают: «Татаро-монголы принесли с собой таборное скотоводческое хозяйство в классической форме. Очевидец этих событий Г. Рубрук так описывает годичный цикл кочевания орды хана Батыя: «Бапгу находится на другом (левом. - Н.М., А.С.) берегу (Итили. - Н.М., А.С.) в восточном направлении... Именно с января до августа он сам и все другие под- 1 Тизенгаузен В.Г. Указ. соч. Т. II. С. 22, 23; Золотая Орда в источниках... С. 258, 259. намаются к холодным странам (т. е. на север. - Н.М., А.С.), а в августе начинают возвращаться» (С. 410, 411). Здесь описана не первая (таборная), а вторая (полукочевая) стадия кочевания с постоянными зимними и летними кочевьями. На странице 416 утверждается, что Мунке был вторым после Чингис-хана великим кааном монголов. В действительности он был четвертым кааном - после Чингис-хана, Угедея и Гуюка. В заключительной части главы Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова вновь возвращаются к критике «панболгарской теории происхождения татарского народа, которая не может объяснить близость «татарского языка с языком современных крымских, кавказских татар (? - И.А.), казахов, узбеков и других народов степной Евразии» (С. 425). Но вся эта критика опровергается самими авторами, которые на следующей странице пишут: «Этноним «татары» не является самоназванием поволжских и приуральских татар. В их памяти, несмотря на великие потрясения X1II-XIV вв., живо сохранились предания о том, что они являются потомками волжских болгар и поэтому этноним «болгары» для них был бы исторически оправданным самоназванием». Выше Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова оспаривали мнение татарских исследователей о том, что волжские булгары были ближайшими и прямыми предками поволжских и приуральских татар. Теперь вдруг оказалось, что они с этим мнением согласны. Двенадцатая глава посвящена политической истории башкирского народа в XV - первой половине XVI в. Излагая события эпохи распада Золотой Орды, Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова отмечают, что период смуты наступил после смерти хана Узбека (С. 431). На самом деле период смуты наступил после смерти хана Бердибека. Далее отмечается, что военные походы Тимура «в 1390-1396 гг. в Среднюю Азию и Северный Кавказ привели к массовому разрушению расположенных здесь городов - экономической основы государства (имеется в виду Золотая Орда. - И.А.) и параличу власти управления (так у авторов. - И.А.)» (С. 432). Как известно, походы Тимура на Золотую Орду привели к разрушению городов в Поволжье. Далее рассматривается положение Башкортостана в составе Ногайской Орды, Сибирского и Казанского ханства. Останавливаясь на вопросах истории Ногайской Орды, авторы употребляют такие выражения, как «ногайские ханы» и «Ногайское ханство», что неверно, так как ногайские правители не являлись потомками Чингис-хана и поэтому не назывались ханами, а Ногайская Орда не называлась Ногайским ханством. Нетрудно понять, зачем авторам понадобились эти ногайские «ханы», которые в дальнейшем изложении называются уже не ногайскими, а башкирскими, этническому происхождению которых, на их взгляд, не следует придавать особое значение. Наличие таких «ханов» служит доказательством «факта существования у башкир своих государственных образований» (С. 444). В то же время авторы полностью соглашаются с выводом В.В. Трепавлова, показавшего, что «в большинстве исторических источников того времени главенствует идея противостояния башкир ногаям, чем какому-либо сближению с ними» (С. 441). Дальше Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова и сами пишут о чудовищной эксплуатации башкирского народа со стороны ногаев, не имеющей аналогов в средневековой истории Степной Евразии (С. 453). Так можно ли называть ногайских правителей башкирскими ханами? Тринадцатая глава посвящена культуре Башкортостана XV -первой половины XVI в. В книге эта глава является новой и, по всей видимости, написанной наспех, о чем свидетельствует такая фраза: «Важным достижением национальной (может быть, этнической? -И.А.) культуры башкирского народа XIV-XVI вв. стало широкое распространение арабской письменности, о чем говорит повсеместное возведение каменных надмогильных камней (выделено мной. - И.А.) с надписями с отрывками из Корана и информацией об умерших» (С. 475). Качество книги снижается из-за большого количества опечаток. Ниже показано как в отсылочных сносках авторы указывают фамилии и инициалы своих коллег. В связи с тем, что ни сами авторы книги, ни редактор не обратили внимания на эти опечатки, мы приводим их в форме таблицы. Страница 27 113 133 150 162 186 196 198 209 Напечатано Ахинжанов С.Н. Гафуров В.Г. Генинг В.Г. Пастушенко Агеев Г.Б. Гафуров Б.Т. Фахретдинов Р.Р. Заходер Б.Р. Рыбаков Р.Б. Должно быть Ахинжанов С.М. Гафуров Б.Г. Генинг В.Ф. Пастушенко И.Ю. Агеев Б.Б. Гафуров Б.Г. Фахрутдинов Р.Г. Заходер Б.Н. Рыбаков Б.А. 251 Васильев С.И. 293 Бартольд Р.Г. 309 и далее Chalikov A.N. 325 Мухамадеев А.Г. 357 Хара-Даванэ 389 Рязапов С.В. 389 Яминев А.Ф. 394 и далее Тизенгаузен В.Т. 397 Фахрутдинов Ф.Г. 424 Хакимзянов Ф.Х. 432 и далее Егоров В.В. 451 Юсупов Р.М. 471 Смирнов Н.А. Васильев В.И. Бартольд В.В. Chalikov А.Н. Мухамадиев А.Г. Хара-Даван Э. Рязанов С.В. Яминов А.Ф. Тизенгаузен В.Г. Фахрутдинов Р.Г. Хакимзянов Ф.С. Егоров В.Л. Юсупов Ю.М. Смирнов А.П. С сожалением приходится констатировать, что рецензируемая книга не вполне готова к изданию. Текст книги не отшлифован и содержит большое количество грамматических и стилистических ошибок (это видно из приведенных отрывков), что, конечно же, снижает ее научную значимость. Надо отдать должное авторам книги за то, что они взяли на себя смелость поставить целый ряд принципиально новых вопросов, которые раньше в исторической науке Башкортостана не рассматривались. Это вопросы о пересмотре датировки и этнической принадлежности археологических культур Южного Урала эпохи древности и средневековья, о преобладании тюркоязычного компонента начиная с раннего железного века, об отсутствии на территории Башкортостана следов пребывания венгров, о высоком уровне общественных отношений у средневековых башкир, о наличии у них государственных образований, своих ханов и городов, о существовании на территории современной Уфы средневекового города Башкорт, о вхождении башкир в состав империи монголов еще при жизни Чингис-хана. Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова неоднократно подчеркивают не только новизну этих вопросов, но и несовпадение своего мнения с мнением большинства исследователей. Однако они уклоняются от научной дискуссии со своими оппонентами. Авторам достаточно назвать неприемлемые для них взгляды недоразумением, основанном на произвольном толковании источников и без должной критической проверки кочующем из одной работы в другую на протяжении десятков, а то и сотен лет. Они не пытаются вскрыть природу этих взглядов, вы явить причины их преобладания в историографии. То, что все остальные исследователи почему-то никак не могут понять, для Н.А. Мажи-това и А.Н. Султановой является очевидным и не требующим доказательств. Меня, как читателя книги, такая позиция не убеждает, а, напротив, удивляет и настораживает. Считаю, что авторам не удалось дать положительные ответы на поставленные ими вопросы. Книга интересна не выводами, а самой постановкой вопросов и их обсуждением. Авторы, сами того не желая, показали, что на современном уровне наших знаний пересмотр традиционных и общепринятых положений в древней и средневековой истории Башкортостана невозможен. Только поэтому можно сказать, что книга была написана не зря.
